Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - [68]

— Ты в детстве начитался «Разбойников с большой дороги», Сезар! Ты можешь себе представить бригаду грузчиков, которая чешет за нами по коридорам с сундуком, похожим на наш? И где они его возьмут? А ролики, ты, крысиный зад, когда бы они успели их прикрутить? Честное слово, у тебя форсунки засорились, Пинюш! У тебя вал погнулся, старина! Даже если допустить, что они за нами следили, о чём мы бы догадались, откуда им знать, что мы оставим сундук на некоторое время и что они смогут его прибрать?

— Все тайны имеют объяснение, — поучительно вещает Пино, — меня этим не удивишь.

Берю соглашается:

— Точно. Решение задачи, скажу я вам, надо искать у негритоса. Дайте мне потолковать с ним по душам, и мы узнаем правду. Но нельзя, мой экс-шеф выступает в защиту чёрных! Как только он видит трубочиста, у него начинается сердцебиение!

Я не отвечаю, ибо мы прибыли.

Прежде чем постучать, я прислушиваюсь. Взволнованный голос Оскара Абея ласкает мне барабанные перепонки.

— Не может быть! Поклянитесь, Ахилл! Клятву! Поднимите правую руку и скажите: «Клянусь!» Ну, клянитесь же, Ахилл! Ну! Ну! Клянитесь! Да клянитесь, чёрт возьми!

— Я вам клянусь! — слышу я торжественное заверение Пахана.

В это время я стучу, мне говорят «войдите», и мы послушно входим, опустив голову и поджав хвост.

— О, вот они! — поёт Абей, перешагивая через стул, чтобы быть к нам ближе. — Он у вас? Покажите!

Я смотрю на патрона взглядом, напоминающим вешалку.

— Покажите нашему хозяину контракт, который подписали вчера Берюрье и аргентинец, — говорит мне Папа.

С некоторым удивлением я протягиваю документ Абею, который бросается на него, как нигериец на ростбиф. Компьютер на рыбьем жире не смог бы читать текст быстрее, чем он контракт. Как будто перечёркивает глазами. И чиркает как заведённый!

Его охватывает дрожь. Он радостно выбулькивает:

— Но здесь всё правильно! Всё законно! В надлежащей форме! Можно ратифицировать! Прекрасно! Легитимно! Всё есть! Дата! Подписи! Спасибо! Поклон тебе, Мария всемилостивая! Чек у вас? Быстро! Покажите! Дайте! Умоляю! Прошу! Требую! Че-е-ек! Мама! Есть! Покажите! Осторожно, осторо-о-ожно, не порвите!

Он вырывает из моих рук бумажный четырёхугольник, как девушка в цвету срывает боярышник с куста. Несмотря на то что текст краток, он читает его долго-долго. Падает на колени, целует, протягивает Господу всемогущему.

— Три миллиона долларов! О Иисус милосердный, чистый сердцем, оставь мне моё, как я оставляю Твоё! — поёт судовладелец. — Мы спасены! Кланяюсь тебе Мария, Божья избранница! Три миллиона долларов! Почём сегодня доллар, Ахилл? У вас есть курс? Нет? Ну и ладно… Три миллиона долларов! Тогда как за два, за два, вы слышите, я готов был подписать, и я отправлял цветы его жене и швейцарские конфеты его детям! Три миллиона! Кто это сделал? Кто? Вы? Или он? Он! Ах, дорогой!

(Бросается на шею Берюрье.)

— Спасибо! Называй меня на «ты»! Можешь говорить мне что хочешь, но называй меня на «ты»! Я спасён! Я тебя люблю! Ты прекрасен! От имени компании! От имени президента Республики я обниму тебя! Я не могу себя сдержать! Три миллиона долларов! Вейся, флаг, вейся, вейся высоко! Господа, вот великий человек! О-ля-ля! Какая мощь! Вы заметили этот умный взгляд, это лукавое выражение лица? У тебя есть при себе фотография? Я хочу, чтобы в моём кабинете была его фотография! Цветная, в полный рост, с цветами вокруг! Три миллиона, да ещё долларов! И банк настоящий! О, сколько моряков и сколько капитанов, которые с радостью ушли в плавание, будут целовать ему ноги по возвращении! О, как он умён!!! Три миллиона долларов! Ты первый из первых! Единственный! До тебя было ничто! После тебя — космическая пустота! Только ты! Ты сверкаешь! Ты блещешь! Ты ослепителен! Мои солнечные очки! Где мои солнечные очки? Плевать, ослепляй меня, ибо ты моя белая палочка, мой пёс, моя чашка! Как произносится твоё имя?…

(Читает чек.)

— Бе-рю-рье… Красиво, выразительно, внушительно! Бе-рю-рье! Я дрожу! Я плачу! Потрогай мою щеку: слёзы настоящие!

Он плачет.

— Да, Оскар, — шепчет Старик, в раздражении от этого нового буйства прегендира. — Его зовут Берюрье, увы!

Абей выходит из нирваны.

— Увы? Что значит «увы», чёрт возьми! Не знаю такого слова! Оно существует? Никогда не слышал. Как вы сказали? Увы?

— Увы! — подтверждает босс.

— Нет! Запрещено на борту! Табу! Никаких «увы»!

Он хватает Дира за руку.

— И вообще, почему увы?

— Потому что эту купчую как раз составил Александр-Бенуа Берюрье, мой дорогой.

— Плевать, что с того?

— Как, что с того? Вы что, не понимаете, что Берюрье получил чек на три миллиона долларов, продав корабль, который ему не принадлежал? Да за такое сажают в тюрьму! — взрывается Биг Пахан. — Надолго!

— Ну и пусть сажают, — вдруг проявляет безразличие судовладелец, — но сначала он переведёт чек на моё имя. К тому же, — добавляет он, вынимая свою ручку «Ватерман» с узором, выполненным предприятием Картье, улица Мира, Париж, — он его подпишет немедленно! Держите, мой дорогой, мой Берюрье. Напишите на обратной стороне, очень разборчиво, без ошибок, исправлений и помарок: «К оплате на имя Оскара Абея, П. Д. Ж. компании „Паксиф“, Гавр!» И распишитесь. Вы умеете расписываться? Да, потому что вы уже поставили ваш прекрасный параф на контракте.