Откровения Блаженной Анджелы - [70]

183

среди вещей мира непохожим или противоположным этим дарам, и презирает это и бежит, как от змеи. Седьмой: да не осуждает ни одной твари, не препятствует себе осуждением других, как говорит Евангелие, но да почитает себя худшим всех, хотя бы и злых и недостойных никакой благодати Божьей. Знай: кто заслужит обладание этим в сей жизни и настоящем борении, тот вполне будет обладать Богом в отечестве. Там через преображение Богом душа вся становится Богом, душа, коей в жизни сей дает Бог от Своего преображения (т. е. преображается она в сей жизни в Его унижения, бедность и муки), ибо не должна она в сей жизни домогаться утешений духовных иначе, как для подкрепления своей немощи, но должна домогаться лишь совершенного Христова распятия, мучительного, бедного и унизительного.

ГЛАВА XXI

УВЕЩАНИЕ ОБ ЕВХАРИСТИИ

241. Теперь надлежит прибавить нечто к сказанному выше о таинстве любви и благодати, почему и называется оно евхаристией. Таинство это соделывает в нас молитву искренней (devota), а молитва силою его соделывается домогающейся. Равным образом дает оно глубокое сердца смирение, и оно двигатель и расширитель всей любовности и истинной любви. Не сомневаюсь я, а уверена, что всякая душа, которая взирает и созерцает в этом святом таинстве, не может быть столь сухою в любви, чтобы не быть сейчас же целостно преисполненной им, когда подумает она, как любима в этом таинстве. Кажется же мне, что желающие совершать и принимать это таинство должны с великим тщанием созерцать его истину и священную эту тайну. И не должна душа в этом созерцании идти торопливо и бежать, но пусть пребывает в нем с великим тщанием и осмотрительностью. Кажется же мне, что могущее быть сказанным об этом таинстве, хотя и необъяснимо, но может быть сведено к семи созерцаниям. Их надлежит рассмотреть и разобрать по очереди.

242. Во-первых, эта священная тайна нова, совершенно чудесна и превосходит наш разум. Хотя это таинство, как обнаруживается в Священном Писании, предображено издревле, оно древне по образу, но ново по совершению и истине таинства, в коем тварь приемлет великую новизну. Ибо хорошо мы знаем и верим твердо и без колебания, что хлеб и вино, бесконечною Божественною мощью прилежащие святейшим словам, которые сказал Христос установитель, Бог вочеловечившийся, и которые должен говорить и говорит священник, служитель Его, существенно делаются Христом. Таким образом сущность хлеба и вина пресуществляется и делается телом Христовым; и Христос, Бог и человек, находится в этой тайне освященной, но остается цвет, вкус, сила, образ, вид и все качества хлеба и вина, не в Нем, но по Божественной мощи — превыше их природы в них самих; ибо есть здесь цвет в себе самом, вкус в себе самом, образ в себе самом, вид в себе самом, качество в себе самом. Поэтому, во истине, велико то новое, что соделывает Божественная мудрость Своею величайшею любовью, бесконечною властью и величайшею благостью, что соделывает Творец в Своей твари, не говоря уже о многом другом, духовно новом, что соделывают в друзьях и избранниках Своих само тело и кровь Христовы. Да никто не дивится ни этому, ни другому, что совершается в этом таинстве, помыслив о мощи Совершающего. Да не дивится никто, как может быть Христос на стольких алтарях, одинаково и за морем, и по сю сторону моря, и там так же, как и здесь, ибо сам Он говорит: “Я непонятен вам и Я, Бог, соделал это без вас и действую без вас, и нет для Меня невозможного. И Я тот, кто сотворил вас такими, что ныне ради блага вашего не можете вы уразуметь этого, ибо, если бы захотел Я, мог бы Я вас сотворить могущими уразуметь, но соделал Я так, дабы заслужили вы верою вашей, в которой не было бы заслуги, если бы ясно видели вы это так, как оно есть. Итак, верьте не сомневаясь!”

243. Во-вторых, таинство это прелюбезно и воспламеняет к любви. То, что подвигнуло Установителя этого святейшего таинства, не было ни боязнью перед чем-нибудь, ни пользою, которая могла бы получиться для Него, и не знаю, какое имя дам я этому, кроме имени любви безмерной. Ведь установил Он это таинство по невыразимой любви, которую питал к нам. Весь Он излился любовью в нас, и поэтому всего Себя вложил в таинство, всего Себя отдал и навсегда, т. е. до свершения века. Не сделал Он этого только в воспоминание о смерти Своей, нашем спасении, но сделал это и для того, чтобы всему и всегда оставаться с нами. Всякий, желающий проникнуть в эту глубину, должен обладать хорошими очами. Зная за Вечерею Своей, что скоро должен Он телесно разлучиться с нами, побежденный любовью, всегда соединяющей любящего с любимым, установил Он это таинство, дабы всегда телесно быть соединенным с нами. О, любовь неистребимая! Воистину пламеннейшую любовь питал Он к нам! Присуще было Ему присутствие смерти и предчувствовал Он уже предстоящие ужасные муки, и все-таки, лишь бы всегда быть с нами в этом таинстве, восхотел Он отдать Себя грешным Своим гонителям, Он, услаждение коего быть с сынами человеческими. Есть ли столь жестокая душа, которая, созерцая эту любовь (если только хорошо и глубоко она ее созерцает), не подвигнулась бы на ответную любовь к столь Любящему, не восхотевшему забыть о нас ни в жизни, ни в смерти, т. е. восхотевшему всего Себя, столь великого, отдать нам, дабы объединиться с нами любовью? Воистину, нет души, которая, хорошо продумав эту любовь, вся бы не преобразилась в любовь, всю себя Ему принося.