Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира - [12]
*
Итак, от предполагаемого Л. Полонским столетнего периода (1471 до 1571 гг.) португальские крузаду отхватили приличный кусок, сузив поиск точной даты как минимум на целых 27 лет - с 1471 года до 1498 г.
*
Но была в пьесе и еще одна, более весомая подсказка, обнаружив которую становилось ясно: этот столетний период мгновенно потерял очередной немалый отрезок.
Чтобы обнаружить эту вторую подсказку, нужно забыть про Кипр и вспомнить про другой остров, на который в пьесе сделан весьма заметный акцент - на Родос! И спросить себя: почему никого не смущает тот очевидный факт, что по тексту пьесы остров Родос все еще принадлежит рыцарям-госпитальерам, а значит, завоевания Родоса турками еще не произошло, а значит, ни о каком 1571 году и речи быть не может? Вот же, в самом первом акте, сенаторы в сомнениях и рассуждают:
Матрос. Турецкий флот направляется к Родосу. Так приказано мне донести сенату синьором Анджело.
Дож. Что скажете об этой перемене?
1-й сенатор. Это невозможно и противно уму. Это - демонстрация, чтобы отвести нам глаза. Не следует забывать о том, как важен для турок Кипр. Кроме того, не будем терять из виду, что, насколько Кипр для турок важнее Родоса, настолько же легче взять его, ибо у Кипра нет тех военных укреплений и оборонных средств, какими обладает Родос. Нам следует принять все это во внимание. Мы не должны считать турок настолько безыскусными, чтобы они оставили напоследок то, что интересует их в первую очередь, и пренебрегли легкой и сулящей выгоды попыткой, пустившись в опасное и неприбыльное предприятие.
Дож. Нет, конечно, они плывут не к Родосу.
Почему же так никто и не озадачился очевидным? Ведь если Кипр был завоеван османами в 1573 году, то Родос был захвачен турками намного раньше - в 1522 году. И значит, никакого соотношения пьесы с историческими событиями 1570-1571 гг. быть просто не может!
Стало быть, от конечной даты столетнего периода следует немедленно отступить как минимум до 1522 года, а это потеря еще 49 лет! Что же остается? Крошечный отрезок - с 1498 года по 1522 год.
Уже легче. Но с чего же начать?
Я решила поверить венецианскому сенату и начать с Родоса.
*
Рыцари-госпитальеры (позже - Мальтийские рыцари) управляли Родосом более двух веков. В 1522 году - причем в начале года! - остров захватили турки. А годом раньше - причем в конце года, осенью, - османы только собирались его захватить. Какой же год был выбран Шекспиром для пьесы? Учитывая крайнюю встревоженность венецианского сената, дело, на мой взгляд, все-таки происходит в конце 1521 года.
Что же конкретно творится в этот год на Родосе, а заодно и в предшествующий период? Каковы предыстория событий?
Итак.
Турция наращивает свою военную мощь. Уже захвачены Персия, Сирия, Египет... К 1519 году под властью османов весь Аравийский полуостров. Рыцари Родоса нисколько не сомневаются, что очередная попытка турок завоевать остров состоится в самое ближайшее время. Однако случилась заминка - в 1520 году умер султан Селим. Новым правителем стал его сын Сулейман Великолепный. Война ненадолго отсрочилась. Но лишь ненадолго.
Помните, как дож и сенаторы рассуждали о том, что плохо укрепленный Кипр для турецкого флота намного более легкая добыча, чем хорошо укрепленный Родос, и что, стало быть, турки направляются к Кипру? Так вот. Дож и сенаторы ошибались. Родос для Турции был намного важнее Кипра!
Рыцари-госпитальеры давно были головной болью Турции, они то и дело мешали ее беспрепятственному сообщению с ее новыми колониями - Сирией и Египтом. Вот почему хорошо укрепленный Родос был более важной целью, чем легкая добыча - Кипр!
И вот после захвата Венгрии турецкий флот направился к берегами Родоса...
В это время Западная Европа была снова охвачена внутренней борьбой - начались очередные так называемые Итальянские войны. Основная схватка происходила между Императором Карлом V Габсбургом и Франциском I Французским. Естественно, государства помельче тоже были вовлечены. Поэтому никакой помощи от Европы Родосским рыцарям ждать не приходилось. Не стала бы торопиться с помощью и Венеция - она не захотела бы портить отношения с Турцией, это могло бы помешать ее торговле с Востоком.
А теперь снова вспомним ночной венецианский военный совет - те сомнения, что охватили сенаторов и дожа по поводу направления турецкой эскадры. История подтверждает, что хотя венецианские послы и шпионы в конце 1521 года и указывали в своих донесениях, что Турция усиленно готовится к новой войне, однако направление ее удара оставалось неясным:
"Согласно предположениям одних информаторов, турецкий флот должен был напасть на Кипр, согласно предположениям других - на о. Керкиру (Корфу), или даже на Италию. Мало кто говорил об опасности, могущей угрожать Родосу (Вольфганг Акунов "Орден Святого Иоанна Иерусалимского на Родосе").
Видите, как похожи эти сомнения реальных информаторов на колебания венецианского сената в пьесе? Вроде бы и на Родос идут турки, а вроде бы и на Кипр... Это небольшое совпадение является пусть и косвенным, но все-таки подтверждением того, что историческим фоном для пьесы Шекспиром был выбран именно 1521 год.
Обращение к дуракам. Предупреждаю сразу: или немедленно закройте мое эссе, или потом не упрекайте меня в том, что я в очередной раз грубо избавила вас от каких-то там высоконравственных розовых очков, которые так успешно, как вам казалось, скрывали ваше плоскоглазие и круглоумие.
«…Почему же особенно негодует г. Шевырев на упоминовение имени Лермонтова вместе с именами некоторых наших писателей старой школы? – потому что Лермонтов рано умер, а те таки довольно пожили на свете и успели написать и напечатать все, что могли и хотели. Вот поистине странный критериум для измерения достоинства писателей относительно друг к другу!…».
С переводчиком Шекспира А. И. Кронебергом Белинского связывали дружеские отношения с конца 1830-х гг. В данной и в другой, более поздней рецензии, опубликованной в августе в «Литературной газете», Белинский входит в журнальную полемику, развернувшуюся вокруг перевода «Гамлета». Наиболее сильные ответные удары наносятся при этом по О. И. Сенковскому, автору рецензии на «Гамлета» в переводе Кронеберга в «Библиотеке для чтения», и по Н. А. Полевому, чей перевод «Гамлета» Белинский теперь подвергает жестокой критике.
«Что нужно человеку для того, чтоб писать стихи? – Чувство, мысли, образованность, вдохновение и т. д. Вот что ответят вам все на подобный вопрос. По нашему мнению, всего нужнее – поэтическое призвание, художнический талант. Это главное; все другое идет своим чередом уже за ним. Правда, на одном таланте в наше время недалеко уедешь; но дело в том, что без таланта нельзя и двинуться, нельзя сделать и шагу, и без него ровно ни к чему не служат поэту ни наука, ни образованность, ни симпатия с живыми интересами современной действительности, ни страстная натура, ни сильный характер…».
«…наша критика (если только она есть) не может назваться бедною, истощенною труженицей, сколько потому, что у нас мало деятельных писателей, столько и потому, что у наших писателей деятельность редко бывает признаком силы и разносторонности таланта, что, прочтя и оценя одно их произведение, можно не читать и не оценивать остальных, как бы много их ни было, в полной уверенности, что они пишут одно и то же, и всё так же. Нам кажется, что г. Тимофеев принадлежит к числу таких писателей. Чего не пишет он, каких стихотворений нет у него!.
Лет тому восемь назад представитель какого-то сибирского университета обратился ко мне с просьбой написать сочинение, наподобие тех, что пишут школьники. Мне предложили взять любое произведение из школьной программы и разобрать «образ» любого из персонажей. Предложение показалось интересным, и я согласился. Написал сочинение по роману Ивана Гончарова «Обломов» и даже получил за него какую-то денежку. Экземпляра сборника мне так и не прислали.И вот теперь нашёл я среди замшелых файлов этот текст и предлагаю вашему благосклонному вниманию.
«Он страдал от себя, болел собою. Его лирические строфы показывают, как ужас самопрезрения проникал в его душу, как изнывал писатель в неисцелимой тоске и, словно ребенок, ждал и жаждал спасения от матери, со стороны. «Выводи на дорогу тернистую!..» Но, разумеется, на тернистую дорогу не выводят, а выходят. И со стороны не могло явиться того, чего не было в сердце и воле самого поэта, так что до конца дней своих томился Некрасов от горькой неудовлетворенности, от того, что он не мог прямо и смело смотреть в глаза своей взыскательной совести и в жизненной вялой дремоте «заспал» свою душу…».