Отец - [34]
Объятия в темноте длились долго.
Задыхаясь от ярости и стыда, Саша отвернулся и побежал назад. Ксанка! И — этот чужой, нахальный, самоуверенный «Калиостро»!
Саша возненавидел и ужасного Арсения Васильевича, красавца с темными волосами, и — Лану Пименовну, привечающую этого «Змея Горыныча». Но больше всех он почему-то возненавидел Сану! Сестра! Сестра!
В нем восставала гордость за свою дорогую сестру, за ее чистоту, недоступность, прелесть и озорство…
Неужели отец и мать не догадываются, неужели они не видят?! Всех обманули! Всех, всех!
Он не помнил, как возвратился на дачу, разделся и лег.
Послышались легкие шаги Саны.
— Саша!
Он притворился спящим и не откликнулся.
И вдруг во тьме закрытых век ему привиделось Санино лицо, окруженное холодным венчикам голубого пламени.
«Разве ты не видишь, что я и есть душа угля. Как же ты сразу не догадался? Разве ты не знаешь, что я чертовка?»
«При чем тут это? Он старый! А ты целовалась с ним».
«Он молодой. Прекрасный, — ответила Сана, и бледное, милое лицо ее как бы проплыло мимо. Голова Саны была по-прежнему окружена голубым колдовским пламенем. — Я люблю его, Саша».
«Но разве это возможно?! Ведь он чужой!»
В ответ она засмеялась.
Саша спал, просыпался, опять засыпал. Разбудил его шепот в саду. Шептался отец с Ланой Пименовной.
— Да, да… Я вспомнила… Лет шестнадцать назад ты получил от нее телеграмму: «Родился мальчик. Нарекла Александром. Вечное Вам спасибо за все». А я…я решила, что это пациентка. Как можно так доверять? Так глупо… Так слепо… Какая пошлость!
Лана Пименовне заплакала.
— Я устал оправдываться, — ответил отец. — Я оправдываться не буду. Это бессмысленно.
И снова заплакала Лана Пименовна.
Отец:
Громкий плач.
Отец:
Отец устроил Сашу в зубоврачебную поликлинику для ребят. Медбрату выдали спецодежду. По его просьбе его снабдили клеем, ножницами, картоном. Цветную бумагу он приобрел сам.
Саша тут-же вырезал и оклеил фольгой множество серебряных и золотых звезд.
Каждый, кому пломбировали зуб, получал по одной звезде. Каждый, кому удаляли зуб, награждался звездой золотой и серебряной.
Девочке, которую звали Зина, надо было сделать рентген и надрез десны.
— Пусть он! — рыдая, сказала Зина.
— Саша-а-а! Иди сюда!
Когда все осталось позади, он ей выдал четыре звездочки.
— Подними меня! — приказала Зина.
Ей было четыре года. У нее были крохотные теплые пальчики с заусенчиками возле каждого ногтя.
Саша взял ее на руки. Она прижала к его щеке горячие от слез губы и выдохнула в Сашину щеку:
— Ты ведь мой папа? Да?
— Да. Я твой папа. А как же! — не колеблясь, ответил Саша.
И детская поликлиника зажила для него с тех пор не как место работы, а как царство, полное таинственного и радостного значения. Обитатели этого царства — дети, а он… Да ладно!
Отец полагал, что пристроил его «медбратом» в солидное медицинское учреждение. Он не имел понятия, что определил Сашу на должность волшебника, враля, сказочника.
— Ты кто?
— Кудесник!
— Кудес, расскажи, пожалуйста, что-нибудь!
За Сашей, как в лагере и как в школе, хвостом ходили ребята. Он рассказывал юным пациентам, что по ночам, в полнолуние, по этим же вот коридорам, кабинетам и коридорчикам бродят крохотные человечки, прозрачные, тонконогие, большеголовые, — зеленые человечки из бабушкиных лесов, те самые, что шили себе из листьев кафтанчики.
Здесь, в поликлинике, человечки по ночам держали в руках фонарики…
— Медбрат! — кричали из кабинетов — Живее, пожалуйста! Вымойте лоток!
— Сейчас!
— Медбрат! Подайте воду для полоскания.
— Сию минуту!
— Медбрат! Медбра-ат!..
— Кто следующий? Попрошу в кабинет.
Но следующий не хотел идти. Саша увлеченно что-то рассказывал ребятам в коридоре.
— Медбрат! Плевательницу!.. Инструмент!.. Воду!..
Саша подводил ребят к витрине с игрушками:
— Эту куклу зовут Лизаветой… Лизавета! Не хотите ли удалить зуб? Все в нашей власти. Вы сегодня ночью жаловались на зуб… И не хмурьтесь, не хмурьтесь, пожалуйста.
— Натуральная наседка с цыплятами, — говорила про Сашу с некоторым удивлением регистраторша-одесситка. — Чтоб я так провалилась ка этом месте! Артист, артист!
Выскакивая из зубоврачебного кабинета, врач, терпя терпение, громко знал:
— Медбра-а-ат!
В кресле орал пациент, Саша останавливался возле пациента. Он разговаривал с бормашиной. Он ее заколдовывал: «Брекекекс!» Малыш замолкал, успокаивался.
Потом, взяв заплаканного пациента за руку, Саша лично выводил его в коридор и рассказывал шепотом по дороге, как живут игрушки в витринах, когда закрывается поликлиника, как они пляшут ночью, и как шумят, и как портят по ночам эти чертовы бормашины.
— Особенно озорует вот этот солдатик! Но про него я тебе расскажу в другой раз.
— Медбра-ат!.. Водичку для полоскания? Куда ты девался, Саша?!
А ребята требовали у зубного врача:
— Пусть Кудес, пожалуйста, от меня не отходит. Пусть тут стоит.
— Куде-ес!.. Будьте любезны, вытрите столик.
— Извините, пожалуйста… Они набросились на меня в коридоре. Сейчас, сейчас…
Если надо было сделать обезболивающий укол, Саша громко командовал малышу:
— Не вертись? Нам с тобой совершенно некогда, мы еще должны посмотреть рыбок.
