Отец Александр Мень - [92]

Во второй половине 60-х отец Александр впервые принял участие в киносъемке. Известный режиссер Михаил Калик[164] решил снять фильм о любви. Этот фильм вышел на экран в 1968 году под названием «Любить». Четыре киноновеллы о любви объединены были в лирическую киноповесть кадрами хроники конца 60-х годов. В промежутках между сценами фильма режиссер этой хроники Инесса Туманян[165] берет интервью у людей на улицах и в домах и задает вопрос о том, что они думают о любви. Были засняты молодые люди на танцплощадке, журналисты, профессора, студенты, рабочие у станка. И в рамках этого фильма Калик решил снять монолог священника.

«Бригада-„ух“ явилась ко мне в церковь, — вспоминает отец Александр, — (это было как раз в то время, когда мы встречались с „Костей“), и говорят: „Так и так, мы снимаем; но мы сделаем исключение: мы всех снимаем скрытой камерой, а Вы будете видеть камеру, магнитофон и будете говорить“. „Конечно, — сказал я, — с удовольствием вам скажу всё, что нужно, но, разумеется, не надейтесь, что эти кадры пройдут“».

Операторская группа прибыла к отцу Александру через несколько дней, опутала проводами весь огромный храм в Тарасовке, и в течение сорока пяти минут он рассказывал и отвечал на вопросы режиссера хроники. Таким образом, размышления батюшки о любви складываются в фильме в своеобразный философский монолог. «Спрашивали меня не только о любви, — рассказывал отец Александр. — Я сказал: „Никаких вопросов заранее, всё сразу, с ходу, чтобы не было ничего надуманного, придуманного мною, а прямо так“. В частности, они меня спрашивали: „Почему сейчас упадок нравов?“ Я говорю: „А вы считаете, что раньше было лучше? Я до революции не жил, поэтому не знаю. Но если вы считаете, что раньше было лучше, то я вам отвечу: если это так, то, с моей точки зрения, это духовный упадок“ — и дальше объяснил, в чем он заключается. Они уже, конечно, про любовь забыли и спрашивали обо всем на свете. Я это знал и воспользовался — и не зря, потому что все это было отснято и много раз пускалось на студии Горького крупным планом».

Вот как вспоминает о работе с отцом Александром режиссер хроники Инесса Туманян: «Так что же тянуло к Меню? Там все было от того мира, который я не принимала (и который казался ханжеским, обедненным и убогим, при всех возвышенных словах!), — и все было естественно.

Увидели красивого молодого мужчину. Внутренний голос: „Господи, зачем в рясе, зачем тратит на это жизнь?!“ Сначала сожаление, потом любопытство: „А почему он сюда попал?“ Сначала безапелляционное осуждение — эк ведь обманули человека эти попы! А потом: „Ну-ну. Умен, образован…“ Кстати, скоро поняли: образован — не нам чета! Что удивительно — современен. Что удивительно — оперирует научными категориями (вот тебе и религиозное мракобесие)! И бесконечное человеческое обаяние — ума, манеры говорить, улыбаться, общаться, слушать, возражать. Он всё время с тобой в контакте, к тебе пристроен — и все время сам по себе… Появляется ощущение равенства: мы оба из одного мира (а не то что он — из „потустороннего“). <…> Как ни провоцировали его на „сложные“ и „щекотливые“ темы, а попросту говоря, на антисоветчину — что-то скажет? как выйдет из положения? — ни разу не удалось. Выходил из положения блестяще, и говорил при этом правду! Полное удивление!

„Я буду сниматься, готов разговаривать, но давайте договоримся: вы не будете использовать это в антирелигиозном контексте“. Договариваемся честно — и покажем материал и фильм. <…>

Манера говорить — светская, интеллигентная, интонация удивительно… культурная, что ли, — не уныло-проповедническая, как мы себе представляли проповеди… И дальше это поражало всё больше — словно на лекции сидишь.

И курить нам разрешал, и выпил с нами сухого вина…

А как мы снимали! Наша нехитрая техника — и „забытая камера“. Он знал, что снимаем, не знал — когда. И вдруг — камера не заработала. „Что такое, ребята? Мы на работе, в чем дело?“ „Погоди, черт с ней, с камерой, дай послушать!“ Вот это первое было: нас взяло!»[166]

Впоследствии отец Александр был приглашен на студию Горького и посмотрел, что получилось. Фрагменты съемки в Тарасовке были врезаны в фильм, всё было сделано корректно. «Нашей картиной остался доволен, — продолжает Инесса Туманян свой рассказ об отце Александре. — И с контекстом все в порядке. „Пропустят?“ — улыбается. Бодро ответили: „Будет только так“. Куда там… Министр Романов[167] орал: „Все не́люди у вас в картине — один человек настоящий, и тот священник! Убрать!“».

До широкого экрана этот фильм так и не дошел, но его пускали узким экраном. В частности, он был показан в нескольких академических институтах. На некоторых актеров, принимавших участие в съемках, и на многих людей, узнавших отца Александра позже, этот фильм и последующие встречи с батюшкой произвели неизгладимое впечатление, что привело к полной перемене всей их жизни.

«Впервые я увидел отца Александра Меня на экране, — вспоминает Николай Каретников. — В 65-м году режиссер Инна Туманян, с которой я тогда дружил, снимала для фильма М. Калика документальные эпизоды. Она сказала, что у нее есть замечательный материал, который я должен обязательно увидеть. Мне показали две заснятые ею проповеди совсем еще молодого отца Александра. Первую проповедь „О любви и браке“ отец Александр произносил перед храмом в Тарасовке, а не в Новой Деревне, куда его перевели позже, вторую — „О добре и зле“ — в храме. Проповеди потрясли меня, каждое слово на вес золота, и я сразу попросил Инну меня к нему отвести. С первой встречи я отдал ему свое сердце, и наши отношения, отношения пастыря и пасомого продолжались до дня его трагической гибели. Для меня в знакомстве с отцом Александром был Божий промысел».