Отец Александр Мень - [90]

С отцом Александром они подружились. Она была, несмотря на свои причуды, исключительно умна, и ее огромный музыкальный талант поражал даже далеких от музыки людей. Известен случай, когда Сталин услышал по радио идущий в прямом эфире 23-й фортепианный концерт Моцарта в исполнении Юдиной, позвонил в Радиокомитет СССР и попросил прислать ему на дачу запись этого концерта, после чего Юдину срочно пригласили для повторного исполнения и записали на пластинку, изготовленную в единственном экземпляре за одну ночь.

Когда Юдина приезжала в Тарасовку, они с отцом Александром часами гуляли вокруг церкви и нередко вместе ходили по требам. «Странная это была пара, — вспоминал отец Александр. — Тридцатилетний священник и женщина с палкой, в кедах, в черном балахоне, похожая на старого немецкого музыканта, выходца из какого-то другого века. Характер у нее был порывистый и экзальтированный, но ум ясный и тонкий. Говорить с ней было одно удовольствие, потому что мысль ее была живой, ясной, полной искр. Она всё понимала с полуслова, всем интересовалась, была, как говорят, молода душой». Отец Александр, бывший редкостным миротворцем, легко снимал невероятную нетерпимость Марии Вениаминовны, связанную с самыми различными эпизодами жизни прихода.

Юдиной очень хотелось провести цикл концертов «для Церкви» с пояснениями. Как рассказывал отец Александр, ее представления об официальном церковном мире были довольно наивными. Но все же он поговорил с секретарем совета Московской Духовной академии отцом Алексеем Остаповым, человеком широким, любящим искусство и очень влиятельным. Тот с готовностью согласился устроить концерт в Академии. Концерт прошел хорошо, все были в восторге. Юдина прекрасно говорила, но в ее словах были уколы в адрес атеистов, что привело к табу на ее дальнейшие выступления в Московской Духовной академии, бывшей под постоянным надзором Совета по делам религий.

Как-то много лет спустя в разговоре с Софией Руковой отец Александр показал на стену своего кабинета в «сторожке» при храме в Новой Деревне, на которой уже висели фотографии тех, кто ушел в иной мир и был ему особенно дорог. «Мне бы очень хотелось, — сказал он, — поместить сюда фотографии еще нескольких людей. Когда они рядом, то перестаешь верить, что человека уже нет». И вскоре он передал Софии для пересъемки портрет Марии Юдиной на конверте пластинки с исполняемой ею музыкой. «Она была очень мужественной женщиной», — добавил отец Александр.

В 1965 году после долгих скитаний и жизни в постоянной опасности ареста переехала в Москву Надежда Яковлевна Мандельштам, посвятившая себя сохранению поэтического наследия мужа. Будучи крещенной во младенчестве, она заново «христианизировалась» в послевоенные годы, когда начала работу над книгой воспоминаний. «Работая над своими воспоминаниями, — рассказывает друг и душеприказчик Надежды Мандельштам Юрий Фрейдин, — Надежда Яковлевна стремилась как можно глубже вникнуть в духовный мир Осипа Эмильевича. А этот духовный мир во многом был миром христианского размышления и чувствования». В конце 50-х — начале 60-х Надежда Яковлевна прочла множество книг русских религиозных философов и, по всей видимости, на этой почве познакомилась с отцом Александром Менем. Впоследствии их общение переросло в дружбу. Так, по инициативе отца Александра Надежда Яковлевна сделала перевод книги Антония Блюма «О молитве» и нескольких фрагментов книги Реймонда Моуди «Жизнь после жизни». Со своей стороны, отец Александр очень заботился о Надежде Яковлевне, не только с радостью предоставляя ей возможность жить у него в Семхозе, но также регулярно мобилизовывая своих прихожан для помощи ей. Он смог вместить ее сложную духовную сущность в свое огромное сердце.

«Отец Александр был священником-виртуозом: то, как он тебя видел, как он говорил, как он протягивал руку, благословляя, как касался сквозь епитрахиль, крестя после исповеди, как давал причастие — это всё было действиями мастера, наполненными смыслом, — рассказывает Никита Шкловский-Корди, с детства знавший и отца Александра, и Надежду Мандельштам. — Они не оставляли места сомнениям. Такими же, не вызывающими сомнения, были его отношения с Надеждой Яковлевной. Хотя Н. Я. была очень самостоятельна и решительна, с отцом Александром у нее, на мой детский еще взгляд, были совсем другие отношения. Н. Я. на него опиралась, ее отпускала напряженная прямизна. Они не служили друг другу, Н. Я. становилась как бы конгруэнтной, „вписанной“ в о. Александра фигурой. Если бы я умел рисовать, я бы изобразил Н. Я. как младенца на руках о. Александра — есть, говорят, такие иконы: Иосиф с Младенцем, пока усталая Мария спит».

«Наденька с ним очень дружила, — продолжает Варвара Шкловская-Корди рассказ сына. — Несколько лет жила у него на даче в Семхозе. Помню диспут на кухне у Надежды Яковлевны между Львом Гумилевым[162] и Менем. Спор шел о дьяволе и о том, как к нему относиться. Это была их первая встреча. Устроенная Наденькой. Гумилев стрелял всякими своими знаниями, на которые находились более полные знания и более квалифицированный ответ. Он со всех сторон на отца Александра прыгал и обстреливал его, но тот с мягкой улыбкой отражал все его залпы… Наконец Гумилев сказал, что, если дьявол действует, значит, Бог попустительствует злу, потому что сказано ведь: ни одного волоса с твоей головы не слетит, чтобы не было на то воли Божьей. „Тут я с вами согласен“, — сказал Мень… Изящный был спор… А закончился тем, что Гумилев сказал отцу Александру: „Ну, я не ожидал такого собеседника встретить. Не ожидал! Но, скажите, ведь и вы такого, как я, не ожидали“. Мень ответил: „Конечно, ничья, по нулям“. А Надежда Яковлевна молчала, сидя в уголке. Это была дуэль».