Отец Александр Мень - [63]

Вспоминает преподаватель биологии и систематики птиц Иркутского сельскохозяйственного института в те годы Т. Н. Гагина-Скалон:

«Осень 1956 года. Начались учебные занятия охотоведов. Новые студенты на меня произвели очень хорошее впечатление, которое не изменилось и впоследствии. Этот курс был самым активным, особенно бывшие москвичи. Они на лекции всегда задавали вопросы, посылали записки, на которые я отвечала в конце лекции.

И вот, придя домой, я, как всегда, поделилась своими впечатлениями с Василием Николаевичем[89]: „Они мне понравились, влилась живая струя. Среди них есть один студент, по фамилии Мень. Он отличается от всех. У него необычная красота, матового оттенка лицо и очень похож на изображение Иисуса Христа. Как из прошлых веков“.

Александр Мень был душой курса. Всегда мягкий, спокойный, он хорошо учился, был активистом во всяких студенческих делах. Хорошо играл на гитаре и был хорошим собеседником. Великолепно рисовал, выпиливал из дерева различные фигурки животных и как-то подарил Оле Скалон, старшей дочери Василия Николаевича, чудесного носорога, сделанного им самим. Этого темно-бурого шерстистого носорога хранит она и теперь.

Студенты называли его не Сашей и не Шурой, а начальной половинкой его имени, т. е. Аликом. И так его называли все, и даже позднее, когда приезжали к нему в Подмосковье. И у нас в доме его звали так же.

Шло время. Алик жил у какой-то старушки на квартире. Там часто собирались ребята. Молодые, веселые, но не только. Играли на гитаре и пели песни. Мень собирал большую литературу, которую читали и студенты. Литература была необычная для тех времен, больше богословская. Не помню сейчас, когда Александр Мень стал бывать у нас. Чаще всего он приходил после занятий под вечер. Мы пили чай и разговаривали. Василий Николаевич был очень начитан в вопросах религии. Он был верующим христианином до конца жизни.

Приход Александра Меня и разговор с ним вносили новую струю в повседневную жизнь. Он часто приносил книги и статьи, выходившие у нас или за границей, которых В. Н. не мог ранее видеть и был рад с ними познакомиться. Александр великолепно знал, что делается в Церкви у нас, что происходит в Ватикане и т. д. Иногда возникали спорные вопросы. Например, о преемственности у нас благодати и многое другое.

После 4-го курса всех ребят отправили на военные сборы на 3 месяца, после чего им присваивалось офицерское звание. Руководил военной кафедрой ИСХИ огромного роста и крепкого телосложения генерал, фамилию его я забыла. Так вот, к нему обратились наши партийные товарищи с кафедры марксизма-ленинизма и истории партии, чтобы А. Меня не допустить до сдачи экзаменов. Генерал выслушал и сказал, что его не интересуют мелочные институтские дрязги, что ему нужны подготовленные офицеры, а так как студент Мень сдал всё, что положено, то он не намерен вмешиваться. И Александр Мень всё сдал.

Не все преподаватели относились к Меню одинаково. Особенно злобствовали преподаватели на кафедре истории партии и марксизма-ленинизма — и прежде всего доцент Гантимуров, А. А. Кузьмина и Большаков. Все трое были чем-то похожи между собой. Пожилого возраста, плотные и маленького роста, не более 155 см. Они почему-то кипели злобой. Были и у меня с ними (кроме Большакова) неприятные столкновения. Донимали они своими подозрениями и Василия Николаевича, подглядывая и подслушивая разговоры у дверей кафедры, подговаривая студентов и т. д. Зло выступали на собраниях, обвиняя в разных грехах.

Так вот, однажды к нам пришел Александр Мень, весьма грустный и рассказал, как его экзаменовали по философии. Он взял билет, набросал конспект ответа, хотя мог бы отвечать и сразу. Принимала Кузьмина и отправила снова учить, поставив в ведомость два. Он возразил, что не согласен с ее оценкой знаний. Она расшумелась. Дело дошло до декана и парткома. Решили назначить комиссию.

Прошло несколько дней, назначили комиссию. Мень стал отвечать. Он знал великолепно не только работы Ленина и Маркса, но и читал непосредственно Дюринга, Гегеля и других. Он мог с ними спорить и доказывал с полной аргументацией. Они его внимательно слушали, т. к., вероятно, для них кое-какие вопросы были преподнесены ясно, понятно и четко.

Я не помню, кто был в комиссии, но они, похвалив его глубокие знания, поставили оценку удовлетворительно. „Хорошо“ поставить не решились, тем более „отлично“, заявив так, что он предмет действительно знает неплохо, разбирается, но… все же нутро у него не марксистское.

Александр Мень зашел к нам и, смеясь, рассказывал эту комедию с экзаменом. Тройка — все же отметка. А то хотели отчислить за неуспеваемость, о чем хлопотал декан факультета Свиридов.

После этого на факультете появились стенгазеты в ватманский лист, где изображали Меня в рясе с крестом и с мыслями о черной „Волге“ и т. п. Комсомол и деканат продолжали нападки».

Вот как вспоминает эту историю один из преподавателей института, зоолог Борис Кузнецов:

«В институте знали, что Мень — верующий. Сверху поступил приказ любыми способами избавиться от верующего студента. Предстоял госэкзамен за 4-й курс. На всю жизнь запомнилось. Экзаменационный листок, на котором студент может записать тезисы своего ответа. Сверху — штамп Иркутского сельхозинститута. И каллиграфическим почерком выведено: политическая экономия. А ниже, вместо тезисов к ответу или конспекта, во весь лист — рисунок. Замечательно исполненный. По небу летит женщина полуобнаженная, а ей в бок вцепился (вгрызается) черт. Вокруг звезды, полумесяц, херувимчики летают. И всё. Никаких тезисов. Предмет-то Мень знал великолепно. Листок этот я видел у Алика (так его звали в семейном и дружеском кругу), будучи у него в гостях. И взял его себе на память. К сожалению, листок потерялся, столько было переездов…