Отец Александр Мень - [62]
В своей рукописи книги «О чем говорит и чему учит Библия» Александр остановился на XV веке. Как он писал впоследствии, отход от церковно-исторических вопросов был обусловлен тем, что он отчетливо услышал призыв перейти к делам, имеющим прямое отношение к проповеди веры, к уяснению людьми смысла Библии и Евангелия. В те годы Священное Писание стало всё чаще попадать в руки людей. В иркутском соборе лежали на прилавке и довольно медленно расходились экземпляры Библии — чтение ее было трудным для рядового читателя, даже образованного. Рукопись Александра стала черновым прототипом и планом для шеститомника «В поисках Пути…» и в первую (по времени) очередь для «Сына Человеческого».
Зимой 1957/58 года Александр впервые ясно увидел, что такое «христианский гуманизм» и «христианский Ренессанс», которые противостояли Ренессансу языческому. Это движение началось с эпохи Франциска и Данте и завершилось святителем Григорием Паламой, Кватроченто, Рублевым, преподобным Сергием. В отличие от «темных веков» Средневековья (Х — ХI века), оно заговорило о ценности человека и мира как творений Божиих. Однако, по мнению Александра, этот гуманизм не получил внешнего преобладания, а остался полускрытым ручьем под горой языческого гуманизма, создавшего светскую идеологию Нового времени. Он пришел к выводу о том, что христиане должны стремиться к развитию линии христианского гуманизма. Как писал отец Александр, «если Бог отдал Сына Своего ради человека, то сама Благая Весть возносит человека на недосягаемую высоту, то есть является гуманистической в лучшем смысле этого слова».
«В Иркутске жилось голодно, — вспоминал впоследствии отец Александр. — Как-то нам выделили лицензию на отстрел одного оленя. Пошли в тайгу с карабинами, всё как полагается. У меня 1-й снайперский по стрельбе. Разошлись в разные стороны. Снег глубокий, иду — восхищаюсь, щурюсь на солнце. Вдруг в десяти шагах — косуля. Справа от меня… Чуть боком… Ушки остренькие, ножки втыкает в пуховой снег — грациозная, палевая… Я про ружье забыл… Хотя греха, конечно, не было бы. Есть-то надо что-нибудь. Когда сошлись в круг, друзья были с добычей, а я про свою не сказал. Я, признаюсь, за свою жизнь не убил ни одного животного. Убил однажды — шмеля. Очень мучился».
Приведем здесь же фрагмент письма Александра Наталье, датированного 15 февраля 1957 года:
«Здравствуй, дорогая Наташенька! Думаю, что это письмо застанет тебя уже дома. Собственно, практика моя подошла к концу. Пока я доволен. Приехал в Улан-Удэ и на следующее утро отправился по распределению в Прибайкальский район. Это наиболее глухие места, но там есть те объекты, которые, как ты знаешь, меня интересуют. Тут на счастье я нашел одного из наших — Липатова, который собирался в тайгу с егерем. Егерь оказался хорошим парнем. Он уговорил меня отправиться с ними. Через день двинулись в тайгу. 12 км мы шли вдоль лесорубного поселка. Сопки уходили в самое небо. Тайга на них казалась мхом. Егерь объяснил, что это самые маленькие, а нам нужно подняться на сопку в 3 раза большую. Заночевали у лесорубов. Утром опять в путь. Ни звука. Только снег и пихты. Шли по целине, но снег был мелкий, до колена. Кругом свежие следы волков и рыси. С трудом, но в обход поднялись в нужное место. Там заночевали в лесной юрте. Это домик в полчеловеческого роста, с дырой в крыше. В центре костер, и дым частично уходит вверх.
Но тут подвернулось неожиданное приключение. Два охотника собрались на медведя. Я решил отправиться с ними. На ноги мы надели подобие лыж, широкие обмотанные доски[88]. Снег был более метра. Подъемы крутые. 2 км поднимались почти по отвесной сопке. Забравшись на вершину, я ужаснулся, куда меня занесло. Кругом сопки, тайга, пихты. Температура 43 град. Но самое ужасное было впереди. Это спуск. Он густо зарос лесом и был так крут, что не видать низа. Охотники как-то съехали, лавируя между деревьями, но я с непривычки, боясь размозжить голову, ехал с трудом. Прокатившись около 100 м, я врезался по горло в снег и так и остался. Снег набился всюду. Я весь обледенел. А тут солнце стало садиться. Кругом тишина. Думаю — если станет темно, меня не найдут. А двигаться дальше не могу. „Лыжи“ застряли, ремни замерзли. Придется ночевать так. Но это значит — почти наверняка замерзнуть. Мне говорили, что сейчас одному быть в тайге нельзя. Закоченелыми руками развел костер, малость согрелся и, взяв в руки лыжи, двинулся вниз. Был по пояс в снегу. На каждом шагу почти полз на четвереньках. Но упорно полз и в конце концов в полной темноте достиг низа и увидел юрту. Там меня ждали охотники. На утро отправились на берлогу, но она оказалась пустой. Медведь не лег. На следующий день удили рыбу в проруби. Прошли км 15 и потом еще 6 км и вышли на тракт. Там, к счастью, поймали машину. 100 км в кузове открытом в 40-град. мороз. — это не Рио-де-Жанейро. Сейчас я в Турунтаево пишу отчет. Жду, когда вернусь, от тебя писем. Чем ты занимаешься. Как себя чувствуешь? Видела ли Павла? Пиши обо всем и чаще. До свиданья. Целую. Алик».
Итак, новый жизненный опыт Александра порой был связан с выживанием в экстремальных условиях сибирской тайги. А красота животного мира открывалась перед ним во всем ее удивительном разнообразии, питая его давнюю любовь к зоологии всё новыми яркими впечатлениями.
Это не полностью журнал, а статья из него. С иллюстрациями. Взято с http://7dn.ru/article/karavan и адаптировано для прочтения на е-ридере. .
Школьник, студент, аспирант. Уштобе, Челябинск-40, Колыма, Талды-Курган, Текели, Томск, Барнаул…Страница автора на «Самиздате»: http://samlib.ru/p/polle_e_g.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.