От любви с ума не сходят - [28]

— Набираю материал для кандидатской, — я пыталась сохранить чувство собственного достоинства, но до него ли, когда ползаешь по полу, собирая разлетевшиеся листы? К тому же Володя тоже нагнулся, чтобы мне помочь, и мы с ним чуть не стукнулись лбами. Только когда мы оба выпрямились, я готова была наконец перейти в атаку:

— А откуда вы знаете, чьи это истории? И почему вы решили, что я — Алина сестра?

— Я заглядывал в ординаторскую, когда вас не было, и, каюсь, посмотрел, что лежит у вас на столе… А что касается ваших родственных связей с Алей, то…

Ну конечно же, вы об этом узнали от Ручевского… Нет, мы с ним давно не общались. Просто вы очень на нее похожи: нос… овал лица… Даже в жестах есть что-то общее — например, вы сейчас непроизвольно передернули плечами — точно так же делала и Аля.

И тут до меня дошла одна маленькая, но важная деталь:

— Вы называете мою сестру Алей — так, как ее звали дома. Но все сотрудники здесь знали ее как Сашу. Значит, вы были очень хорошо с ней знакомы?

По лицу Володи пробежала какая-то тень, и он отвел от меня взгляд, прежде чем ответить:

— Можно сказать, мы дружили, хотя я был тогда желторотым интерном, а она тащила на себе чуть ли не все отделение.

— Вот почему мне никто не рассказывал про вас раньше…

— А вы спрашивали? — он смотрел на меня так, как будто хотел прочитать мои мысли.

Меня очень трудно смутить, но ему это удалось. Истории болезни на столе, мой неприкрытый интерес к отношениям его с моей старшей сестрой, наконец, само мое замешательство — в общем, я чувствовала себя, как подозреваемый на допросе у следователя или, скорее, как душевнобольной, пытающийся скрыть свой бред в беседе с опытным психиатром. Володя продолжал смотреть на меня в упор, и было в его взгляде что-то такое, что заставило меня решиться. Не могу сказать про себя, что я легко доверяю людям — а если бы даже и страдала излишней доверчивостью, то годы, проведенные рядом с Витей среди его «друзей» — коммерсантов, меня бы от этого отучили, но каким-то шестым (седьмым, восьмым?) чувством я поняла, что Володя — тот человек, на которого можно положиться. Аля не разрешила бы чужому называть ее домашним именем, а Ручевский никогда бы не попросил меня встретиться с человеком непорядочным. Питер — не Москва, в моем родном городе кое-какие человеческие качества еще в цене, и он попросту бы отказался от соискателя или аспиранта, если бы тот ему не понравился.

Чтобы продолжать расследование, мне необходим был именно такой человек, как Владимир Синицын, который знал сестру и работал здесь в то же самое время, что и она.

Более подходящей кандидатуры мне было не найти! И я, предварительно улыбнувшись, — я никогда не забываю улыбнуться мужчине, особенно если мне от него чего-то надо, — начала:

— Володя, на ловца и зверь бежит. Вы — именно тот, кто мне нужен… — В общем, я выложила ему все, как на духу. Мы проговорили с ним три часа подряд с небольшими перерывами: четыре раза к нам влетала медсестра по поводу беспокойных пациентов, и два раза я ставила чай — кофе, к сожалению, закончился. К концу разговора мой новый начальник уже перестал улыбаться, посерьезнел, морщинки вокруг глаз стали заметнее — теперь я бы ни за что не узнала в нем галантного кавалера с розой.

— Как я понял, Лида, вы вознамерились сыграть роль частного детектива, а меня соблазняете принять участие в этой авантюре?

— Правильно поняли. Конечно, я не могу настаивать, чтобы вы помогли мне в моих поисках, но я рассчитываю, по крайней мере, на то, что вы расскажете мне об Александре, — и я улыбнулась ему своей улыбкой номер пять — самой обворожительной.

Я пускаю ее в ход очень редко, только когда мне что-то очень нужно — или когда мужчина мне очень нравится. Эта хорошо отрепетированная улыбка чуточку приоткрывает зубы, в глазах появляется сексуально-искусительный блеск, и, главное, на правой щеке образуется нечто вроде ямочки. Это чистая иллюзия; ямочек у меня отродясь не было, все дело в технике — внутренняя поверхность щеки втягивается и слегка прикусывается. Сколько тренировок перед зеркалом потребовалось, чтобы вот так, совершенно свободно и естественно, нужное выражение, одновременно лукавое и соблазнительное, появилось у меня на лице — это вам не стихи наизусть учить! Уж и не помню, когда я ее в последний раз пускала в ход… Еще в институте, по-моему. Витя вынужден был довольствоваться улыбкой номер три — я считала, что для наших отношений, где он давал, а я брала, это более чем достаточно.

Эрику же досталась улыбка номер четыре — быть с ним более очаровательной не имело смысла и к тому же несло в себе определенную опасность. Улыбка номер один — оскал, обнажающий все зубы — предназначалась Грише, когда он в очередной раз забывал, кто из нас главный. Когда он убедился, что за этой зловещей ухмылкой может последовать и укус, и даже трепка, он неохотно, но все-таки выполнял то, что я от него требовала.

Но сейчас шла речь именно о победительной улыбке номер пять, редкой и дорогой, как Шанель № 5; как я и ожидала, Володя замолк на полуслове, стушевался, покраснел и отвел глаза. Куда делся решительный, уверенный в себе собеседник, прижавший меня к стенке своими чересчур прямыми вопросами? Он ведь умудрился выбить у меня из рук мое любимое оружие: это я обычно задаю вопросы прямо в лоб и не даю своей жертве увильнуть от ответа. Но теперь я была отомщена: когда к Володе вернулся дар речи, он пробормотал что-то вроде: