От любви с ума не сходят - [19]

— Я это помню: ты так снисходительно со мной разговаривал, а я указала тебе, что ты держишь схему кверху ногами! — и мы оба расхохотались.

— Ты знаешь, — продолжал Вахтанг, — в последнее время у тебя в лице снова появилось что-то такое… охотничье, что ли. Как у охотничьей собаки, которую после долгой городской жизни наконец вывезли в лес, и она взяла след.

Как будто ты проснулась от долгой спячки, снова почувствовала вкус к жизни и отправилась на охоту… или, если тебе угодно, на поиски истины — так звучит лучше. Глаза горят, ноздри раздуваются…

— Ты описываешь меня так, как будто я действительно собака-ищейка.

— А разве это оскорбление? Ты всегда должна быть в таком состоянии — иначе тебе становится скучно жить. Поэтому я и был уверен, что долго с Виктором ты не протянешь — с ним тебе не к чему было стремиться, а ему, наоборот, необходима стабильность — нашим бизнесменам, которые все время балансируют на краю, обязательно в жизни нужно что-то надежное.

Знаешь, между тобой и твоей старшей сестрой — огромная разница. Аля довольно часто предпочитала не знать, а закрывать глаза и верить. Она слишком полагалась на свою интуицию.

— Я тоже полагаюсь на свою интуицию — поэтому и хочу заняться Алиной смертью. Моя интуиция мне подсказывает, что здесь дело нечисто, и ее до этого довели.

— Лида, когда мы проходили практику по патопсихологии, мне довелось в одной клинике тестировать женщин с подозрением на рак. Меня поразили тогда две соседки по палате. Одна была готова молиться любому Богу, хоть мусульманскому, хоть еврейскому, чтобы миновала ее чаша сия; она не пила никаких лекарств и день и ночь занималась медитацией, внушая себе, что это избавит ее от любых болячек, даже самых тяжелых. Она обращалась ко всем возможным бабкам и вся была увешана амулетами. Само слово «рак» было для нее табу, она боялась его, как огня. А ее коллега по несчастью, наоборот, обложилась медицинскими справочниками и энциклопедиями; она определила для себя все возможные варианты своего диагноза — и как лечиться в каждом конкретном случае; она, не дожидаясь вердикта врачей, уже разослала своих ближних на поиски дорогих заграничных препаратов. Она тоже собиралась выздороветь — но только строго по науке. Вот такая же разница, как между этими двумя несчастными, и между Алей и тобой.

— Я думаю, что если диагноз подтвердился, их обеих уже нет в живых.

— Тем не менее Али нет в живых, а ты цветешь и пахнешь… Но ты, Лида, можешь показаться чересчур любознательной; ты не боишься, что твои поиски кому-то могут не понравиться?

— Что ты имеешь в виду?

— То, что это может быть опасно.

— Господь с тобой! — до этого момента я и не задумывалась над тем, что своими действиями могу навлечь на себя какие-нибудь реальные неприятности; мне следовало бы помнить, что от самоубийства до убийства один шаг — Вахтанг это сознавал очень хорошо и напомнил мне об этом. Но в 1986 году убивали значительно реже, чем в нашем 1996-м, когда и дня не проходит без громкого убийства. — Хорошо, я буду осторожна, — произнесла я, чтобы только его успокоить.

— В таком случае давай тогда поговорим о том, чем конкретно ты хочешь заняться.

— Я не знаю, с чего начать. То ли с того, что поднять истории болезни ее пациентов — может, они мне что-нибудь подскажут? То ли сперва расспросить тех коллег, которые знали ее по работе — но о чем конкретно? То ли составить список тех, с кем она вообще могла общаться в Москве, и попробовать найти этих людей… В любом случае, надо найти продолжение ее дневника — но где его искать? Может, у бабки Вари были и другие тайники…

— Все понятно, Лида, ты намерена взяться за Алину историю со всех сторон и сейчас вырабатываешь стратегию. Иного от тебя я и не ждал. Как жаль, что меня в ближайшие два года не будет в стране! Но тебя я не брошу — мама учила меня заботиться о маленьких. Я оставлю вместо себя заместителя — по детективной части, я имею в виду. Я сознаю, что я — единственный и неповторимый, и меня тебе никто не заменит!

И мой неподражаемый двоюродный брат сдержал свое слово. Через неделю состоялась его отвальная по случаю отъезда в Штаты; я, по своей привычке, слегка опоздала — гостьи, которые приходят слишком рано, обычно вербуются помогать на кухне, а я не люблю там вертеться в нарядном платье.

Громко играла музыка; Вахтанг, не дожидаясь, пока я приведу себя в порядок, потащил меня в гостиную:

— Познакомьтесь, кто не знает: это моя двоюродная сестричка Лидия, — и тут же он подвел ко мне высокого молодого человека:

— А это Эрик, брат моего одноклассника и лучшего друга Артура, которого ты много раз здесь встречала. Эрик, между прочим, частный детектив.

Я остолбенела, замерла от удивления, просто обалдела. Наверное, я в жизни не встречала мужчину красивее Эрика. К его высокому росту и стройной фигуре надо добавить поразительно четко вылепленные и идеально соразмерные черты лица — но в нем не было ничего женственного, как у Антиноя[2].

Не было в нем и каменной неподвижности статуи — нет, он улыбался мне привычной улыбкой покорителя сердец, причем в этой улыбке участвовали и необыкновенно изящно очерченные губы, и огромные черные глаза — и волосы у него тоже были черные, выдавая его кавказское происхождение (армянское; я вспомнила фамилию Артура — Хачатрян); впрочем, кроме цвета волос и глаз, ничего восточного в нем не чувствовалось. Ему было года двадцать три — двадцать четыре, и короткая стрижка «ежиком» его не портила, а, наоборот, подчеркивала правильную форму головы. На его фоне мой любимый двоюродный брат с его отпущенными почти до плеч в духе ранних битлов волосами, черными тонкими усиками под прямым гордым носом и манерами всеобщего любимца как-то сразу потускнел — а ведь и я, и почти все знаковые мне женщины считали его красивым.