От любви с ума не сходят - [18]

Она любила своих больных; на мой взгляд, эта ее привязанность к «несчастненьким» была просто болезненной, достоевщина какая-то. Пациенты висели на ней гроздьями, тянули из нее все соки, заставляли решать за себя свои проблемы. У нее всегда были любимчики, которых она не оставляла заботой и после выписки из стационара; они все время приходили к ней — поговорить, взвалить на нее очередной груз своих неурядиц, и она их слушала, вмешивалась, помогала… Я знаю, что ваши родители были против такого стиля работы, но, взбунтовавшись против них, она отвергала и все, во что они верили. Единственным человеком, которого она хоть как-то слушала, был я — я не хвастаюсь, это было действительно так. Меня очень раздражало это ее полнейшее растворение в работе. Я считал, что это неестественно, что невозможно любить только убогих, что они не могут заменить дом, семью… В конце концов, у Александры был такой возраст, когда девушке необходим возлюбленный — и для души, и для тела. Аля сердилась на меня, но мы всегда расставались друзьями.

А потом, примерно за год до смерти, она чересчур подробно стала мне рассказывать об одном своем пациенте. Он был молод, красив и интеллигентен — физик, кажется. Я долго пытался вспомнить, как же его звали — то ли Кириллом, то ли Денисом… В общем, у него было модное имя. Кажется, все-таки Кириллом. Он был психопатом и уже не в первый раз пытался покончить с собой, перерезав себе вены. В стрессовое отделение он попал, потому что в очередной раз «смертельно» поругался со своей девушкой и полоснул бритвой по руке.

Мне почудилось, что Аля говорит о нем с восторгом, и тут я насторожился. Она взахлеб рассуждала о его необыкновенно чувствительной и сложной натуре, о чересчур земной и практичной невесте, которая его не понимает… Я хотел было ее осторожно предупредить, но не решился. И тут как-то раз я был по делу в ваших краях и зашел к ней в отделение. Она сидела в ординаторской и пила кофе с каким-то молодым человеком; их с трудом можно было разглядеть сквозь табачный дым — Аля смолила, как паровоз, одну сигарету за одной.

Посетителем оказался этот самый Кирилл — она нас познакомила; светловолосый, высокий, тонкий в кости, но с развитыми плечами, при этом одухотворенное лицо с высоким лбом и интеллект светится в глазах — словом, мечта любой девушки, и тем более такой, как Аля. Волшебный принц во плоти… Ты взрослая женщина, Лида, к тому же медик, и я с тобой могу говорить о том, о чем бы я не стал говорить со своей женой: я не просто чуял — я всеми своими чувствами ощутил, как Аля тянулась к нему. То было чисто физическое, плотское желание. Причем оно было исключительно односторонним. Этот паршивец просто не мог этого не ощущать — атмосфера была буквально насыщена сексом, казалось, еще немножко — и заискрится. Ты знаешь меня, Лида, я не новичок в любви — но никогда ни одна женщина не желала меня так, как Александра этого негодяя… Можешь мне не поверить — но даже я смутился; мне вся эта ситуация показалась просто неприличной.

— Почему негодяя? — машинально переспросила я.

— Потому что он прекрасно все видел, понимал — и использовал ее. Она мне проговорилась, что собиралась идти мирить его с родителями, улаживать конфликт на работе… Она готова была для него на все. В тот же вечер я, даже отложив свиданье — чего ты смеешься, девица была очень стоящая — поехал к Але домой и серьезно с ней поговорил. В этот раз я довел ее до слез. Наверное, я по молодости высказал ей всю правду, как она есть, надо было помягче. И про нереализованное либидо говорил, и про неприличное поведение на глазах у больных и коллег, и про нарушение врачебной этики… Мне сейчас самому стыдно — надо было быть большим дипломатом. Но мне очень хотелось, чтобы она поняла, как это выглядит со стороны — она так ценила свою работу, что отказалась бы от всего, что могло повредить ее репутации. И потом, я очень испугался за нее саму.

Вахтанг замолчал; такое серьезное, с оттенком сожаления, выражение лица я видела у него только раз в жизни — на крыльце загса, когда церемония его бракосочетания с Юлей задерживалась, и он в последний раз свободным человеком вглядывался в морозные просторы с тайной мыслью — не удрать ли, пока не поздно?

— А что потом?

— Потом? Два месяца она не приходила и почти не звонила — так что даже мать забеспокоилась. Потом был мамин день рожденья, и Аля пришла как ни в чем не бывало и во время танцев — она в тот вечер была в ударе и даже танцевала с моими друзьями — отвела меня в сторону и сказала: «Спасибо. Ты был абсолютно прав». У меня от души отлегло. Еще через месяц я как-то спросил у нее, что стало с Кириллом? Она спокойно ответила мне, что давно с ним не виделась и это ее не интересует. Так что, думаю, это не тот вариант, который ты ищешь. Но если ты хочешь копать глубоко — а ты все равно будешь это делать, что бы я ни говорил — ты должна об этом знать.

— Почему ты считаешь, что я буду рыть землю до упора?

— Ну… Такое уж у тебя выражение лица. Ты всегда добивалась того, что хотела — даже в детстве. А хотела ты, как ни странно, всегда одного — знать. Ты, наверное, не помнишь, а я вот запомнил хорошо — однажды на даче я собирал примитивный радиоприемник, а ты, тогда десятилетняя пигалица, потребовала от меня, чтобы я объяснил тебе, как он работает. Я задрал нос и сказал, что девчонки в таких вещах не разбираются; тем не менее ты заставила меня разложить все по полочкам и объяснить значение каждой детали — так что даже я сам в конце концов понял принцип его действия.