От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - [168]

Ясная ночь признается: кажется, я увлеклась с шутовством. Тихо оседает в деревне, где я знаю всего несколько человек. Не все думают об одном и том же. У кого-то на уме родина. Дерзкая греза соскользнула с клавиш. Никакого сервиса здесь тоже давно нет. Что касается равновесия, добродетели и уравновешивающих действий, рабочих нагрузок, если они отдыхают, значит ли это, что я ночь? Или – что они мертвы и ничего больше? В каких образах под звездным сводом воплощены уравновешенные поступки? Я немного настороженно отношусь к тому, что дневной свет думает о моих вопросах. Извиваясь, деревья устремляются в древние вихри. Пианино и виджеты разделяют пастбище. Сказка начинается с картины, находящейся под угрозой.

2008 Екатерина Захаркив

Клетка смысла

клетка смысла, напоминающая их

A может быть аббревиатурой чего-то внутри себя, внутри A. Что-то внутри A может вибрировать. Оно способно проникнуть в частоту или прикосновение A. Вещь внутри A может быть четной или нечетной. Как далеко может зайти вещь или забраться внутрь А, прежде чем она начнет испытывать определенный дискомфорт, похожий на дискомфорт от попадания в чью-то голову?

Человек обнаружил нечто в момент слабости, и теперь известно: это то, что происходит в его голове. Это стало проблемой, хотя и не стоит того, чтобы повторять. После разоблачения оно выросло непропорционально тому языку, что пустил его споры в чьей-то еще голове, и теперь оно там растет как грибы.

2006 Екатерина Захаркив

Ибо она

Затылок, покоившийся на подушке, не был хмельным. Мы не слышали слов друг друга. Такая бесстыдная лужа в ванной. Нас разделяли годы. Глядя в лицо Максин, я уставилась на незнакомку, которая вышла из кромешного леса насквозь мокрая. Я вышла из случайной постели, ярко-красное буйство раззадорило шумных собак. Все-таки я платила за жилье и обеспечивала ее. Она извинялась за это. Договор, не требующий проверки. Снаружи, на стоячей воде, был начертан эпиграф. Он больше меня, возможно, хотя и моложе. Я сумела добраться до дома, вся липкая, как амфибия, от пота. Солнечный свет из окна заигрывал с ее золотыми кудрями – удар кулаком в глаз. Справа налево и слева направо, пока борта ее тела не превратились в контуры. Ошарашенный, он спрятался в комнате, напевая про себя обрывки песен о чем-то, что было ему неизвестно. Или мне нужно сказать что-то злобное? Какая-то пасторальная гравюра, приторная, но нежная, если поставить на паузу. Я ринулась к ней, поддержала. Меня трясет, уничтожь его. Я погрязла в путаных воспоминаниях, которые никак не удавалось восстановить. Где он находит друзей? Максин ответила мне: «Но это опять была только ты». Несмотря на машины, дым, многоязычие, радио и бытовую технику, ровное широкое гудение рельсов, тревогу, с которой взгляд движется, чтобы найти телефон, и все произвольные цвета, я все та же. Опустите стекло, повернитесь лицом к пристани. Возможно, я стояла на простом школьном дворе.

1978 Екатерина Захаркив

Хэрриетт Маллен (1953)

Линька

Вылезаю из старой рубцеватой кожи

(загрубела уже не нужна

сбросить

выпростаться

оставить позади)

Счищаю лузгу

наземь смахиваю

Отшелушиваю защиту

облупливаю слоями

уязвимость обнажая

Смаргиваю старые веки

чтобы видеть по-новому

О скалу обтираюсь

опять смогу чувствовать

1981 Дмитрий Манин

«дождик грибной…»

дождик грибной –

говорят черт жену бьет

блюз играет левша

душа наизнанку

не в лучшем виде

у самого моря

джонни уокер на мели

пером под ребро

круче крутого

сердце перистое тянет

прет как паровоз

чай свое дерьмо не пахнет

по стенке бочком

в цветах своей команды

душевно поношен

стильно порушен

1985 Дмитрий Манин

В этот раз – пожар

Cave canem[317]

Убежище поэта

Приют надежный

Заповедник святилище

Cave canem

Поэты видят сны

Когда нас будит громкий шум

Я бегу подобрав слова

Cave canem

Лает собака

Начинается пожар

Поэты разбужены

Cave canem

Огонь распространяется

Горят уши Детройта

Поэты окончательно проснулись

1985 Дмитрий Манин

«на свидание заранее…»

на свидание заранее

извиняясь за опоздание

он видит: ее биоклепсидра протекает и буксует

лепестки сбились с ритма на пятнадцать суток

завалила тест на беременность

зонд сошел с орбиты; у нее аборт

Фемида – инвалид по зрению; у нее выкидыш

выжженная соль земли; у нее бесплодие

коль чадушки тетки Агари

на балу забалаболят

ни одна душа не найдет словечка

для заблудшей овечки

умерла для мира

земля пухом ее непрухе

затемненье заштопает в сердце прорухи

небеса и природа дадут вольную

1995 Дмитрий Манин

Эвридика

Поскорей бы прорасти из тени,

перестать быть похожей на ямку.

Не молчащей, но почти неслышной.

Вьюном витым. Ветром увечным.

Обернулась, и с оборота открылась.

Ключи себе оставь, черт сказал.

Угадай вопрос. Выдумай ответ.

Снесено чуть не начисто.

Молчание едва ли.

Голоса сочны. Полей ими.

Музыка пленяет, признает она,

чем темнее, тем глубже.

2002 Дмитрий Манин

Словарь под подушкой

Люблю перебранку вперебивку с медоустым дружком, легко читающим блестящие стати мои. Партнер на всякий случай, славный искусник, словарь не осудит одиноких досугов несвоевременно бодрствующего читателя. В бессонной тьме ночной он, как возбуждающее успокоительное, будит усталое воображение к гипнагогическому трансу языка. Удалиться в кущу спальни, включить ночник на тумбочке, уволочь словарь в кровать, прижимая к себе увесистый том, беременный грузом смыслов, заключенных между крышками переплета, разглаживать легкие листы, густо утыканные ударениями – это все упражнения ежевечерней гимнастики мечтателя, ворочающего слова на языке, перекидывающего освещенные страницы. Исполнить ритуал неукоснительно, нащупать в темноте прельстительное слово – ночная миссия поэта. Взбудоражены тысячью возможностей, мы даем волю своим изощренным прихотям в этом альковном действе проникновения в денотативную плоть книги. Что ни отступление от логики языка, то статья в словаре симптомов. Легион сведений в алфавитном строю тянет за собой густой лексикон осознанных сновидений. У изголовья – журнал регистрации промыслов перехожих смыслов. В быстрых саккадах ночного зренья поэта истолкование словника ловится, как имя любовника в тайнописи акростиха.