От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - [170]

Шрифт
Интервал

То, как я ношу тебя у своего
рта, как складку, что углубляется
каждый раз, когда улыбаюсь, глядя на тебя.
Посмотри не меня. Я серьезно. Я должен
найти способ сказать, что мы прибыли.
Ведь это ты обучаешь меня
законам перспективы, тем многим
сходящимся линиям, ведущим к восприятию.
Чтобы я стал только звездой или
звездочкой или шкалой компаса. Означая
местоположение, эту возможность места. Правда.
Говорят, что погребение мертвых –
начало культуры, как мы знаем,
не что иное. И я остаюсь сырым. Знак пара
стучит по моему запястью,
коготь, спинной плавник и коготь
пантеры. Ценность негативного пространства
и рациональность талисмана не
поддаются анализу, не отразят удар
голода. Как эмоции окружают край
планеты, приспособленной к реальным людям,
которых мы встречаем.
Что имеет в виду отличительный знак этой конструкции
в мире моментов, просто
фрагментов, обеспечивших выражение разговора
или случайного шума,
подающего сигналы серого пространства,
чтобы его вставили в импортированную структуру?
Птицы мигрируют над городом и прилетают
на мой двор к мятежу мирного
рассвета. Тогда описание равенства
засчитано, как риторическое процветание, установленное
для дачи показаний. Я слабею. Я заикаюсь.
Знамя для того бремени, что все,
что есть, не должно быть, во мне. Но,
разве не улыбнешься ты, когда я помашу тебе рукой?
1992 Александр Уланов

Апокриф

Мудрость – это добрый дух, но любит ли он меня? И правота? В ней нет ничего.

[1] Поэзии я оставляю мои чувства, мою бесконтрольность, мои опе-конские обязанности, и быть санитаром – великое утешение.

[2] Это вернуло мне мать сквозь все эти годы.

[3] Чтобы любить этих детей, столь полных нейронами и со-знанием. Что за радость расчищать и заставлять блестеть их беспорядок.

[4] Матери я оставляю мою вуаль, мое крыло, окно и время. Я, артефакт. В таком возрасте рука – это голос.

[5] Я оставляю голос, чудо, зеркало, и мои линзы, изогнутыми и подотчетными червям, работу листьев в кованом железе, зловещее освещение и зрение глубокого моря.

[6] Я видел Евростар, пьяную лодку, дно морское. Видел испанские галеоны и Х. С. Моберли в рассоле.

[7] Вот есть черта от облачной злости до одинокой лампы горевания, струна через общую литургию.

[8] Мне нравится, когда серо-зеленые тени внезапно светятся в атмосфере над порывами. Ветер в моей голове.

[9] Писать – правомерная и противоположная реакция, камрад, коммунар, друган.

[10] Что оно думает, наконец, что в зимнем пыльном алькове, ягодицы тела. День был туманным. Свет был мрачным, тоскливым, когда они выключили его.

[11] Я отдал заикание Times Roman, мою угрюмость, мою жестокость нового мира, форму и все это, формы, и всю эту бумагу, болтанки. Маленький контрафорс.

[12] Я посылаю любовь и оружие каждому, одержимому ночными видениями.

[13] Когда те зеленые огни мигают и мерцают, то ли это? Когда ‘оно’ продолжается странно немного, затем впадает в линию, все ли это?

[14] Я подсчитал ежедневное чудо в зернах.

[15] Я выяснил, что я все, и один, хотя и множественен. Множественен и один, множественен и эволюционен, множественен в зерне. Намного больше.

[16] Кому, к черту, я пишу?

[17] Это видение глупо, подростково, мое, пятно на негативе, дыра в композиции. Я считаю, ломлю, удивляюсь, нахожу, реву.

[18] Здесь грязь дней, ночь – это спутник, и гнев, моя трещина, родимое пятно и звезда.

[19] Гнев может быть лучшим способом сказать «Я люблю тебя», вернее чем «как ты в пространстве»? Холодно ли тебе, мне достать тебе одеяло?

[20] Полярной звезде я оставляю мою регалию пришельца, мою наколку не от мира. Я оставляю акустические формы во времени, цветении, мыле, безутешности.

[21] Если ты не доволен, добро пожаловать.

[22] Вот люди, которые обрабатывают каждый угол каждого дюйма травы. Мелочность, разложенная снаружи, напоминает мне об океане, кажется старой.

[23] В космосе формы письма «Я люблю» колеблются в волнах.

[24] Я теряю себя в волнах, говоря половину меня, которая забыла сказать «прощай», когда я хотел сказать ‘как так’.

[25] Память продолжает цвести. Больше песен о смерти и умирании, песен о неопытности.

[26] Больше песен о бытии и утрате, бытии в утрате, больше песен о видении и пении.

[27] Если ты настроен критично, все же лучше увидеть и пропустить это, пропустить мимо, проиграть в любви и чувстве, не понять любовь и любить, быть несовсем и любить, все равно.

[28] Милости я оставляю что бы то ни было.

2011 Кирилл Азёрный

Предложения в поле синапса

Ибо я хотел звука /
зарыться в звук
Ибо снег и кровь / ибо
вино и зеркала / ибо
электроны /и электричество
Ибо развалины / ибо поврежденное искусство / наше
коллективное имущество / будущее
Ибо сколько существуют солдаты / столько
и поэты / сколько поэты,
столько существует мост
Ибо я хотел содержать в тишине пространство
ибо руины, текущие обратно к волне
Ибо сколько частицы / снаряд / ибо
должно быть недоверие / чтобы быть живым
Ибо эти вещи могут быть сказаны / пока
тайна не станет грустью
Ибо это был март, переходящий в апрель / ибо
день был / говорящим о дне
ибо что ты думал / ибо
что схоронил / ибо
кто ты /
2016 Кирилл Азёрный

Как читать

Розмари Уолдроп

Мир света и мир открыватости
Синтаксис жары и динамизма

Еще от автора Ян Эмильевич Пробштейн
Одухотворенная земля

Автор книги Ян Пробштейн — известный переводчик поэзии, филолог и поэт. В своей книге он собрал статьи, посвященные разным периодам русской поэзии — от XIX до XXI века, от Тютчева и Фета до Шварц и Седаковой. Интересные эссе посвящены редко анализируемым поэтам XX века — Аркадию Штейнбергу, Сергею Петрову, Роальду Мандельштаму. Пробштейн исследует одновременно и форму, структуру стиха, и содержательный потенциал поэтического произведения, ему интересны и контекст создания стихотворения, и философия автора, и масштабы влияния поэта на своих современников и «наследников».


Нетленная вселенная явлений: П. Б. Шелли. Романтики как предтечи модернизма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.