Освобождение животных - [13]
более высокую степень самосознания и большую способность наладить отношения с
другими, чем умственно неполноценный ребенок или дряхлый старик. Так, если мы
основываем право на жизнь на этих характеристиках, мы должны предоставить этим
животным право на жизнь столь же хорошую, или лучше, чем у таких людей.
Теперь этот аргумент сокращает оба пути. Это могло быть принято как признание того,
что шимпанзе, собаки или свиньи наряду с некоторыми другими видами, имеют право
на жизнь, и мы совершаем серьезное моральное преступление всякий раз, когда
убиваем их, даже если они стары и страдают, и наше намерение состоит в том, чтобы
избавить их от этого. Альтернативой этому можно принять случай, когда инвалид и
безнадежно больной не имеют никакого права на жизнь и могут быть убиты по весьма
тривиальным причинам, как мы сейчас убиваем животных.
Так как внимание этой книги обращено к этическим вопросам по отношению к
животным, а не к нравственному аспекту безболезненной смерти, я не буду пытаться
полностью осветить эту тему. То, что мы должны сделать — это впустить животных в
сферу нашей морали и прекратить потреблять их жизни для любых наших тривиальных
целей. В то же самое время, как только мы поймем, что факт непринадлежности к
нашему виду недостаточен, что есть всегда неправильным убить любое создание, мы
можем прийти к пересмотру нашей политики сохранения человеческих жизней любой
ценой, даже когда нет никакой перспективы жизни без ужасной боли.
Из этого следует, что уход от спесиецизма не подразумевает, что все жизни имеют
равную ценность. В то время как самосознание, интеллект, способность завязывать
отношения с другими и так далее, не относится к вопросу причинения боли, так как
боль — это боль, безотносительно других качеств, вне способности чувствовать боль,
создание может иметь их. Жизнь, наделенная способностями планировать будущее
сложными действиями и т.д., является более ценной, чем жизнь, лишенная этого.
Чтобы увидеть различие между проблемами причинения боли и лишения жизни,
посмотрите на себя в пределах собственной разновидности. Если бы мы были должны
выбирать между спасением жизни нормальных людей и инвалидов, мы, вероятно,
спасали бы нормальных людей; но если бы мы должны были бы выбрать между
предотвращением боли у нормального человека или инвалида, то здесь уже не столь
ясно, кого выбирать. То же самое применимо по отношению к другим видам. Сильная
боль сама по себе не касается других качеств созданий, которые чувствуют боль; на
значение жизни воздействуют другие характеристики.
Обычно это будет подразумевать, что если мы должны выбрать между жизнью
человека и жизнью животного, мы стремимся спасать человека. Но могут быть
экстренные случаи, когда будет наоборот, потому что рассматриваемый человек не
имеет признаков нормального человека. Так что это представление — не спесиецизм,
хотя может им казаться на первый взгляд. Предпочтение в обычных случаях спасать
человеческую жизнь, а не жизнь животного, когда необходимо сделать выбор, основано
на признаках, которыми обладают нормальные люди, а не на простом факте, что они
являются членами нашей собственной разновидности. Потому что когда мы
рассматриваем членов нашей собственной разновидности, которые испытывают
недостаток характеристик нормальных людей, мы больше не можем говорить, что их
жизни должны всегда быть предпочтены жизням животных. На вопрос о том, когда
нельзя убить животное, пока нельзя дать определенный ответ. Пока мы помним, что мы
должны уважать жизнь животных, как мы уважаем жизнь людей подобного
умственного уровня, мы не уйдем далеко от истины.
Читатель, возможно, уже думал о некоторых возражениях на положения, изложенные в
этой главе. Что, например, я предлагаю делать с животными, которые могут приность
вред людям? Должны ли мы пробовать предохранить животных от уничтожения друг
друга? Как мы знаем, растения не могут чувствовать боль, а если они могут, мы что,
должны голодать? Чтобы избегать прерывать течение главной мысли, я хочу обсуждать
эти и другие возражения далее в книге.
Темы, обсужденные в следующих главах, различны. Во-первых, они относятся к
уничтожению не просто немногих сотен животных, но к десяткам миллионов
животных, а в другом случае, буквально миллиардов животных каждый год. Во-
вторых, мы не можем притворяться, что не имеем к ним никакого отношения. Одна из
них — экспериментирование на животных, поддерживается правительством, которое
мы избираем и, в значительной степени, содержим выплатой налогов. Другая —
выращивание животных для пищи, возможна только потому, что большинство людей
покупает и ест результаты этой практики. Именно поэтому я хотел обсудить эти
специфические формы спесиецизма. Они — главные. Они порождают большое
количество страдания большого количества животных из-за действий человека. Чтобы
Короткие эссе, написанные и опубликованные автором в разные годы, собраны им под одной обложкой не случайно. Каким бы вопросом ни задавался Сингер — от гипотезы существования мирового правительства до благотворительности, от суррогатного материнства до эвтаназии, от вегетарианства до прав роботов, — стержнем его размышлений остается этика. Мир, в котором мы живем, стремительно меняется. В результате глобализации, бурного развития науки и появления новых технологий, в том числе социальных, современный человек часто оказывается перед трудным моральным выбором.
Эта небольшая книга представляет собой успешную попытку удобоваримо изложить философскую систему Гегеля: автор идет от простого и конкретного к более сложному и абстрактному, рассматривая лишь важные для понимания философа идеи. Питер Сингер — профессор биоэтики Принстонского университета. Мировую известность ему принесла книга «Освобождение животных», которую иногда называют «Библией современного экологического движения». К другим работам Сингера относятся книги «Практическая этика», «Маркс: краткое введение» и ряд других трудов по этике и философии.
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.