Особая должность - [57]

Выхватив пистолет, капитан тоже погнался за преступником. Он выстрелил дважды в воздух, но на беглеца это не произвело впечатления. Даже будто подстегнуло его. Широко прыгая, капитан почти настиг преследуемого, но хромовые сапоги его начали разъезжаться на наледи, он едва удержался и закричал автоматчику, что брать нужно только живым. Однако тот, очевидно, не расслышал своего начальника. Он оказался не только быстрее, но и сообразительней всех: пока преступник огибал длинное здание, автоматчик как-то непостижимо ловко, словно юркая обезьянка, взобрался едва ли не по отвесной стене на крышу сарая; беглец выскочил и оказался внизу под ним, но едва кинулся он к поезду, как сверху полоснула по нему автоматная очередь.

Промахнуться с пяти метров автоматчик, конечно, не мог. Преступник рухнул. Рядом с ним грохотали бурые цистерны.

Минуту спустя подбежал капитан. Потом — еще военные, которые, очевидно, услышали выстрелы. Вскоре кто-то из них подогнал к перрону проезжавший мимо станции грузовичок, в кузове которого стояло несколько связанных веревкой бочек. Беглеца, накрытого плащ-палаткой, подняли и положили в кузов. Там же, прислонившись спиной к бочкам, уселся с виноватым видом автоматчик в своей коротенькой аккуратной телогрейке. Капитан еще раз бросил ему что-то сердитое, залез в кабину к шоферу, и грузовик укатил, оставив на площади кучку мужчин и женщин, потрясенных происшедшим: большинству из них не приходилось видеть, как убивают человека.

Они еще долго не расходились. Появлялись новые лица. Им о происшествии рассказывали уже не очевидцы, а те, кто сам только что услышал о том, что произошло на привокзальной площади. Продолжали судачить об этом и в рабочем поезде, и в Ташкенте. А в поселке к вечеру многие уже знали бог весть из каких источников, что убит автоматной очередью не кто иной, как тот самый военный, который под Новый год застрелил на любовной почве татарочку.

«Так ему, паразиту, и надо. Давно бы!» — заключали постаревшие до поры работницы, грохоча деревянными подошвами по дороге к проходной, а мужчины, дымя махоркой, добавляли обычное: «Собаке и смерть собачья...»

А вскоре, едва начался рабочий день, к начальнику лаборатории твердо, хотя припадая чуть заметно на левую ногу, вошел уже известный ему по предыдущему визиту младший лейтенант Зурабов... С самоуверенностью военнослужащего, пусть не удостоенного больших званий, но облеченного доверием высокого начальства, он спросил, готова ли наконец документация, которую ему поручено представить в головной военный институт?

Самсон Рафаилович, однако, взглянул на младшего лейтенанта весьма хмуро, невзирая на весь его апломб, и прежде всего поинтересовался, как это удалось младшему лейтенанту в прошлый раз выйти без отметки и подписи на пропуске?

Младший лейтенант искренне изумился.

— Бога побойтесь, как в старину говаривали, Самсон Рафаилович! Вы же сами, по пути на совещание, подписали мне пропуск. Вот так, — и младший лейтенант изобразил, как прижимают бумажку к стене и пишут на ней.

— Допустим, — Самсон Рафаилович потер лоб, — ну, а сегодня вы заходили в спецчасть?

Младший лейтенант возмутился.

— Простите меня, но это уже не бдительность, а придирки, чтоб не сказать хуже. В самом деле: я, можно сказать, грех на душу беру, буду перед начальством оправдывать вас (вы же работы по теме затянули безбожно), а вы вместо признательности начинаете донимать меня пустяковыми вопросами. Это вы заказывали мне сегодня пропуск или какой-то другой человек? И учтите, через сутки я должен быть в центре, иначе голову снимут и не только с меня одного.

— Что вы кипятитесь! — Самсон Рафаилович поднял трубку и назвал номер. — Пакет для военпреда готов? — спросил он, послушал кого-то и вдруг взмолился: — Я прошу вас, я. Это личная просьба, вы понимаете меня? Ну да: все сроки нарушены. Не получалось у нас. Это долго объяснять, почему. Но теперь-то хоть не задерживайте!

Самсону Рафаиловичу, очевидно, возражали, и он заговорил еще горячей:

— Я же вас знаю: вы сейчас начнете собирать визы... Главный технолог все равно полагается на меня. Вы поняли? Что значит — нельзя? — вдруг вскинулся он. — Война идет! Неужели об этом напоминать надо? На фронте не собирают подписи, не перестраховываются. Там проявляют инициативу. Откуда знаю о фронте я? От знакомого дяди. Вас это устраивает? — Он положил трубку и некоторое время сидел молча, сжимая лысый череп ладонями. Потом поднял из-под тяжелых век взгляд на младшего лейтенанта, как бы решая про себя: можно ли довериться такому?

— Я пойду на нарушение, — произнес он обреченно, но решительно. — Спецчасть от своих порядков не отступится. А вы, я понимаю, больше ждать не можете.

— Какое там ждать? — военпред вcкинулcя. — Через четыре часа спецрейс. Меня сам командующий в свой самолет берет.

— Тише. Вы можете добиться у начальства, чтобы вас прислали снова в Узбекистан?

— Мне не надо ничего добиваться. Через две недели, не позднее, меня сами погонят сюда с заключением о правильности ваших выкладок.

— Хорошо. Объясните им там что-нибудь о том, почему вам выдали не первый экземпляр. Ну, скажите, кто-то случайно пролил чернила, или еще что-нибудь такое. Я дам вам сейчас копию. На свой страх и риск. — Самсон Рафаилович теснее затянул тесемки на папке и с некоторой торжественностью передал ее младшему лейтенанту. Тот однако развязал папку и небрежно, даже как-то скептически поджимая губы, полистал бумаги.