Особая должность - [59]
— Понятно. Остальное было — делом техники. Так? А что капитан, давно у себя?
— И товарищ полковник тоже здесь. Вас ожидают.
— Порядок! Могу и тебе на ходу свой трофей показать, — Гарамов вытащил часы, вместе с Никишиным поцокал языком, на них глядя, и заключил с откровенным сожалением: — Придется приобщить к вещественным доказательствам. А часики, между прочим, лучшая швейцарская фирма, — вздохнул и шагнул в кабинет к Коробову.
Полковник Демин поднялся во весь свой немалый рост, сцепил над головой пальцы и с удовольствием потянулся.
— Засиделись мы, братцы. Но не зря, не зря. Поздравлять не стану, но лабораторную часть вы, кажется, завершили. Да, забыл спросить: дела для передачи в прокуратуру готовы?
— Так точно, товарищ полковник, — ответил Коробов, вставая.
— Сиди, сиди, Лев Михайлович. Это я, чтоб размяться, — полковник, наклонив голову, шагал по тесной комнате: два шага — и у стены.
— Выписка из дела Скирдюка — гражданской прокуратуре, чтоб приобщила к делу Зурабова и Нахманович. Я не сомневаюсь, товарищ полковник: золото, полученное от Скирдюка, она взяла себе. Все эти «прасолы с Куйлюка» — легенда.
— Пусть уж этим следователи занимаются, Лев Михайлович. Да, кстати, надо предупредить, чтобы военный прокурор вел дело Скирдюка параллельно с гражданской прокуратурой. Ну там, совместные очные ставки Скирдюка с Зурабовым и прочими... — полковник остановился у окна. — Вот так и топают они все по одной дорожке, — заключил он. — Хапуга иной еще и патриотом себя считает, со слезой поет про журавлей, которые ему привет с родины несут. Он же уверен: не предал эту родину. Ну, взял себе и сожрал то, что полагалось другим. Подумаешь... А открывает ворота врагу. Не будь тот же Скирдюк жуликом, не поставь он себя вне закона, разве подловил бы его Роберт? — полковник вернулся к столу. — Я почти уверен, Лев Михайлович, что это и есть тот самый Роберт Замдлер, которого наши в Саратове упустили. Проверь в архиве. Чтоб к допросу подготовиться, после того как решим взять его. А как там Скирдюк?
Вопрос был обращен к Гарамову.
— Сожалеет, товарищ полковник, что у Никишина автомат холостыми заряжен был, — ответил тот.
— Нет. Помирать ему пока не время. Но подыграл он нам и в самом деле неплохо. А? Обратили вы внимание, с какой уверенностью пришел назавтра Роберт в лабораторию? Все свидетели, казалось ему, были убраны: Наилю он застрелил собственноручно, Скирдюк погиб, пытаясь бежать. Бежать! Это ты отлично нашел, Лев Михайлович! Тот, кто бежит из-под стражи, наверняка не выдал сообщников.
— Скирдюк за всеми тянулся, товарищ полковник. — Гарамов позволил все же себе некоторую вольность и указал на Коробова: — Вон, Лев Михайлович у нас сыграл, как народный артист!
— В нашем деле и без этого нельзя, — серьезно заметил Демин, — вы знаете: обстановка требует, и спляшешь, и на гитаре побренчишь.
— На этот раз обошлось без музыки, товарищ полковник. — Коробов улыбнулся, понимающе переглянувшись с Деминым. Оба вспомнили одно недавнее дело с дезертирами. Коробову пришлось тогда трое суток развлекать в поезде некую теплую компанию, изображая душу общества.
Однако тут же Демин посерьезнел снова.
— Не будем зарекаться, Лев Михайлович. Кто знает, что нам еще предстоит, прежде чем весь клубок распутаем. Пока что вытащили вы важную нить. Посмотрим, что тянется за ней.
— Может, меня на Маломирабадскую пошлете? — спросил все же Коробов. — В лицо-то Роберт только одного Гарамова знает. — Коробов и себе позволил снова пошутить: — Аркадий у нас — парень-хват. Это же надо: какие часы отхватил! Покажи-ка еще раз.
Демин, однако, достал перочинный ножик и попытался снять крышку.
— Приварена напрочь, — заключил он, — обыкновенная штамповка. Надули тебя, Аркадий.
— Не может быть, — самолюбие Гарамова и впрямь было задето, — разве стал бы он носить на руке штамповку?
— Вот для таких, как ты, и нацепил! У него этих штамповок, почитай, чемодан. Ладно, не огорчайся, Аркадий. В любом случае тебе пришлось бы сыграть простака. — Коробов приложил часы к уху. — А идут вроде бы неплохо.
— Сколько на них? — спросил Демин.
— Семнадцать тридцать.
— Так. Значит, пока — отдыхать всем. На Маломирабадской будет по-прежнему дежурить группа Мансурова. Думаю, у нашего «пианиста» не один час уйдет на то, чтобы снять на пленку копии с расчетов.
— Самсон Рафаилович клянет его на чем свет стоит. Сколько времени, говорит, потерял дорогого на то, чтобы заполнить эти бумаги. И не просто чушью, а научно-правдоподобной! Легче, говорит, настоящее открытие сделать, — Коробов вспомнил замученного работой начальника лаборатории и искренне пожалел его.
— Спасибо ему, но не обнаружится ли подвох? Возможно, Замдлер и в самом деле имел какое-то отношение к науке?
— Ну уж, если даже Аркадий несчастную штамповку от «Омеги» не отличил! А там экспертиза посложней требуется, — Коробов доставил все же себе удовольствие — поддеть походя Гарамова. — Самсон Рафаилович сказал, проверить можно только экспериментально, в лаборатории. Значит, выход у Роберта один: снять фотокопии, чтоб передать их своим, а пакет сжечь. Этим он, я полагаю, и занимается сейчас.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.