Осколок - [7]

Шрифт
Интервал

 На изрезанного осколками Горелова жалко было смотреть. Досталось парню здорово. Переложив его окровавленные, завернутые в вощеную бумагу документы в свой нагрудный карман, старшина спешно перевязал раненного прямо поверх гимнастерки и пополз, волоча его бессознательное тело в сторону близкого берега. Под непрерывный свист пуль и гортанные выкрики они скатились с крутого обрыва и, оказавшись сразу на приличной глубине, поплыли на свою сторону. Точнее Игнатьич думал, что сможет плыть.

 К сожалению, выяснилось, что плавучесть у него отрицательная. Из многочисленных отверстий в груди вырывались мелкие пузырьки воздуха, а внутренние пустоты стали заполняться речной водой. С трудом перебирая ногами по илистому дну, он упорно продолжал двигаться сквозь непроглядную муть, погружаясь все глубже и глубже. Ваську пришлось толкать над собой, стараясь удерживать его голову на поверхности. Глубина все увеличивалась, и в какой-то момент, уже еле доставая кончиками пальцев, он просто оттолкнул от себя тело боевого товарища, позволив ему свободно плыть по течению.

 Более не чувствуя для себя необходимости дальнейшего существования, не имея сил и желания бороться, раскинув руки и полностью расслабившись, старшина Хрущ стал медленно заваливаться вперед, до того момента, пока его лицо не зарылось в черный вязкий ил.

***

 Рассказ закончился. Рассказчик молчал. Находясь под сильным впечатлением от услышанного, мы с братом сидели как завороженные, боясь перевести дыхание. Недопитый чай давно остыл. В вечерней тишине солнце беззвучно опускалось за крайние деревья. Дед Василий задумчиво смотрел, ожидая нашей реакции. Лицо его было вроде еще не очень старым, но кожа, иссеченная множеством мелких морщин, походила на выцветшую оберточную бумагу. От почти забытых, но вновь пережитых событий на щеках играл едва заметный румянец. В замутненных старческих глазах стояла вселенская грусть. Наконец его хриплый голос нарушил затянувшуюся тишину:

 - Ну, как вам война, детишки? Понравилась?

 Мы синхронно помотали головами.

 - Вот, и правильно. Нет в ней ничего хорошего. Одно только горе и разорение.

 Хозяин вышел из-за стола, и неспешно шаркая ногами, скрылся на веранде. Появившись через минуту, протянул Володьке сетку с крупными спелыми яблоками:

 - Как обещал, отборные. Кушайте на здоровье.

 Затем повернулся ко мне и, взъерошив волосы тяжелой жилистой рукой, сказал с доброжелательной улыбкой:

 - Ну, давай, спрашивай уже, чего хотел. По глазам вижу, что ты от любопытства маешься. Наверно чудно тебе, как это, человек погиб вроде, а вроде и нет. Как можно, чтобы даже после смерти врагов убивать, прикрывая собой товарищей?

 - Да нет, я о другом подумал. Жалко мне старшину этого. Столько лет прошло, а он там, на дне лежит. Одиноко ему, наверное, и холодно. А ведь он герой. Настоящий. Жизнь вам спас. И еще многим. Может он в помощи нуждается. Да и родным сообщить надо бы. Имя ведь его известно и фамилия. Обрадуются они. В общем, искать его нужно. Вы место помните?

 Дед Василий уставился на меня ошарашенно. Такого поворота он явно не ожидал:

 - Эк ты загнул, малец. Кого искать то? Где? Сорок годков уж минуло. Да его давно илом занесло. Или рыбы речные сожрали. А хоть бы и нет, ты подумал, как ему в таком виде перед женой и детьми показаться можно? Они-то нормальные люди, а он покойник. Даром, что ходит, так неживой ведь. Ему что, теперь шапку-ушанку вечно носить? И щеки каждый день румянами мазать? Нет уж, увольте. Не согласен я. Даже слышать об этом не желаю. Пусть все как есть остается. Не уговаривайте даже. И вообще неправда все это. Выдумки стариковские. А фамилия у него была Петров. Звали Иван Иванычем. Или еще как, не помню уже. Все, разговор закончен. Быстро домой! Дядька ваш вон, на углу уж стоит с хворостиной. Вас высматривает. Сегодня точно по первое число влетит. Брысь со двора, шалопаи малолетние.

***

 Вытолкнув меня и Володьку за калитку, он еще долго стоял в сгущающихся сумерках расстроенно глядя куда-то в пустоту. А затем понуро побрел к дому, сокрушенно качая головой и бубня что-то себе под нос. Потоптавшись на ступенях, переобул уличные калоши на комнатные шлепанцы и, не включая на веранде света, отворил дверь в дом. Стянул шапку и привычно пригнувшись, шагнул в невысокий темный проем. Однако видимо из-за смятенных чувств, не совсем удачно в него вписался. Голова его несильно стукнулась о деревянный косяк, издав при этом тихий металлический звон.

 - Вот же ж зараза. Подарок итить его, фрицевский. Чтоб вы, гады, в гробу перевернулись!


Рекомендуем почитать
Солдаты без оружия

В книгу лауреата республиканской премии имени Рудаки народного писателя Таджикистана Фатеха Ниязи (род. в 1914 г.) вошли роман «Солдаты без оружия» и рассказы. Роман повествует о трудовых батальонах, которые были сформированы в Таджикистане и отправлены на Урал во время Великой Отечественной войны. В рассказах, написанных по горячим следам войны, — бытовые зарисовки, яркие фронтовые впечатления, памятные встречи с друзьями и земляками на трудных военных дорогах.


Да, был

Сергей Сергеевич Прага родился в 1905 году в городе Ростове-на-Дону. Он участвовал в гражданской и Великой Отечественной войнах, служил в пограничных войсках. С. С. Прага член КПСС, в настоящее время — полковник запаса, награжденный орденами и медалями СССР. Печататься, как автор военных и приключенческих повестей и рассказов, С. С. Прага начал в 1952 году. Повести «План полпреда», «Граница проходит по Араксу», «Да, был…», «Слава не умирает», «Дело о четверти миллиона» и многие рассказы о смелых, мужественных и находчивых людях, с которыми приходилось встречаться их автору в разное время, печатались на страницах журналов («Уральский следопыт», «Советский войн», «Советская милиция») и газет («Ленинское знамя» — орган ЗакВО, «Молодежь Грузии», «Молодежь Азербайджана» и др.)


Ровесники. Немцы и русские

Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.


Длинные тени

Творчество известного еврейского советского писателя Михаила Лева связано с событиями Великой Отечественной войны, борьбой с фашизмом. В романе «Длинные тени» рассказывается о героизме обреченных узников лагеря смерти Собибор, о послевоенной судьбе тех, кто остался в живых, об их усилиях по розыску нацистских палачей.


Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Пусть всегда светит солнце

Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.