Осколок - [5]
- Как же это? – Младший лейтенант Уткин удивленно смотрел на культю правой руки, которую ему перевязывал Дед. – Что же делать то теперь, а? Товарищ санинструктор, как быть теперь?
- Чего ты кипишуешь, Костя? Ну, пару пальцев туда – пару пальцев сюда. Не бери в голову.
- Какие пальцы? Мне же кисть начисто срезало. А я, ведь, еще ни одного немца не убил.
- Ну, похуже бывало. Вон, к примеру, старшина наш бежит. Его, так, вообще, в прошлый раз, насмерть убило. И ничего, не падает духом. А ты из за ладошки какой-то раскис совсем. Ты так и так не выжил бы на фронте, вопрос пары дней, а теперь, вот, домой поедешь. С чистой совестью.
- Это чего бы я не выжил?
- Так ты сам посуди: Третьего дня на мину кто наступил? Хорошо детонатор не сработал. Потом галет шесть пачек за раз сожрал. Немецких. Всухомятку. Я ведь, тогда, еле тебя откачал, дурака. А теперь кто по самолетам в полный рост из «Коровина» палил? Ну? Чего ты там мычишь? Э, э, Костик! Держись, давай, не отключайся.
- Во, командир, смотри, - Хрущ жизнерадостно оскалился. - Дерюгин, стервец, снова кого-то за грудки трясет. Ну, до че же злобный тип. За ним глаз да глаз нужен. Такого фельдшера, в роте, иметь – никаких фрицев не надо.
- Мы с Тамарой – ходим парой, – Дед повернул голову. – Вы бы, товарищ старший лейтенант, за спину себе глянули. У вас там сзади покойник стоит.
- Ты чего пугаешь, Дерюгин? Это ж Пал Игнатьич, старшина ротный. Не признал что ли?
- Признаешь его в таком виде. Серый весь, какой-то. Буд-то неживой. Еще ухо черными нитками пришито. Я бы, на вашем месте, не стал доверять такому. Смотрите, как зубы скалит. Недоброе, видать задумал. Так и норовит, кому ни будь в горло впиться.
- Отставить болобольство. Доложите о потерях, товарищ санинструктор.
Дерюгин погрустнел:
- Потери – четыре человека. Двое бойцов убиты, у третьего - тяжелое ранение в живот, ну и вот, младшему лейтенанту Уткину кисть оторвало. Вместе с пистолетом.
- Нашли?
- Да чего там искать. Вон она, под деревом валяется. Игнатьич, глянь, кстати, может тебе подойдет? Кинь в вещмешок. На запас будет.
- Личное оружие младлея Уткина, нашли? Я спрашиваю.
- А, так вы об этом? Ну, в общем, как бы это…
- Сюда давай Дерюгин. Одно жулье в роте, - старлей протянул руку, отбирая пистолет. - Вы меня в гроб раньше времени загоните. Здохну тут с вами скоро, - Нефедов глянул на старшину и запнулся. – Я того, в смысле, сердце хватает. Ты, Пал Игнатьич на свой счет не бери, это так, фигура речи просто.
- Да ладно, командир, я привык уже почти, – отмахнулся старшина. – Лучше глянь, кто там несется как оглашенный. Мотоцикл, вроде, знакомый.
- О, - Дерюгин заозирался в поисках укрытия. – Это ж политрук на «Харлее». До штаба не успел доехать – обратно оглобли завернул. Вспомнил, видать, откель у него фингал под глазом. Мстить теперь будет. Ой, беда, беда. Схорониться мне надо, мужики.
- Давай, фельдшер, я тебе башку бинтами замотаю. Авось, без очков, не признает, - Хрущ стал торопливо разрывать индпакет, одновременно, как бы невзначай, выронил из кармана очки с круглыми стеклами и наступил на них каблуком. – Ты главное не говори ничего. Мычи и все. А лучше, вон, за Уткина спрячься. Вроде как без сознания оба.
- Ты чего это, Игнатьич, у Скворцова очки увел? – Нефедов ошарашено хлопал глазами, - ты это, ты что, туда же?
- Где? Оп-па! Точно, в траве валяются. Комиссарские. Ну, надо же, чуть не раздавил по ошибке.
- Ты мне, старшина, горбатого тут не лепи. Верни вещь хозяину, сей час же.
В этот момент, резко остановившийся перед ними мотоцикл, заглох, пару раз громко взрыкнув движком. На нем, как-то странно перекособочась, вцепившись одной рукой в руль, а другой приобняв топливный бак, восседал Скворцов.
- Товарищ старший политрук, вы за очками вернулись? Так вам повезло здорово. Нашлись ваши стеклышки. Все благодаря командиру нашему. Вот, возьмите, пожалуйста. Почти целые. Оправа, так и вовсе, как новая.
- Немцы! – его перекошенное от страха лицо трудно было узнать. – Немцы!
- Э, тащ Скворцов, зря надрываетесь. Не услышат они. Отсюда до передовых позиций километра три, - старшина наморщил лоб, - А то, пожалуй, и поболе будет. Если у вас дело к ним, то в ту сторону езжайте, - он махнул рукой, показывая направление.
- Сзади немцы! От реки нас отрезали. Два «Ганомага» с пехотой и танкетка. Еще мотоциклы. Связистов с кашеварами по кустам как зайцев гоняют. Пулеметы чешут – головы не поднять. Там раненных у понтона много скопилось, так теперь кранты им, наверное. Побьют всех фрицы, не пожалеют. А потом сюда попрут. За нас примутся. Чего делать-то будем, товарищи?
- Вы, комиссар, успокойтесь прежде. Вот, водички хлебните, освежитесь. И коня своего железного отпустите уже. А то вы его как родного тискаете.
- Не надо мне твоей водички, старшина. От нее тиной воняет. Небось, в болоте набирал? Я по прошлому разу запомнил вкус подозрительный. А мотоцикл не могу бросить. Я за него расписывался. Тем более у меня там палец указательный. Когда пуля бак пробила, пришлось заткнуть, чтоб бензин не выплескивался. Теперь обратно не вынуть никак.
Генерал Георгий Иванович Гончаренко, ветеран Первой мировой войны и активный участник Гражданской войны в 1917–1920 гг. на стороне Белого движения, более известен в русском зарубежье как писатель и поэт Юрий Галич. В данную книгу вошли его наиболее известная повесть «Красный хоровод», посвященная описанию жизни и службы автора под началом киевского гетмана Скоропадского, а также несколько рассказов. Не менее интересна и увлекательна повесть «Господа офицеры», написанная капитаном 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка Константином Сергеевичем Поповым, тоже участником Первой мировой и Гражданской войн, и рассказывающая о событиях тех страшных лет.
Маргарита Геннадьевна Родионова. Девчонка идет на войну. Повесть. Изд.1974г. Искренняя, живая повесть о "юности в сапогах", о фронтовых буднях, о любви к жизни и беззаветной верности Родине. Без громких слов и высокопарных фраз. От автора: Повесть моя не биографична и не документальна. Передо мной не стояла цель написать о войне, просто я хотела рассказать о людях, смелых и честных, мужественных и добрых. Такими я видела фронтовиков в годы моей юности, такими вижу их и сейчас. Эта книга — дань уважения боевым товарищам, которые с черных лет войны по сей день согревают жизнь мою теплом бескорыстной и верной фронтовой дружбы.
Книга повествует о жизни обычных людей в оккупированной румынскими и немецкими войсками Одессе и первых годах после освобождения города. Предельно правдиво рассказано о быте и способах выживания населения в то время. Произведение по форме художественное, представляет собой множество сюжетно связанных новелл, написанных очевидцем событий. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся Одессой и историей Второй Мировой войны. Содержит нецензурную брань.
В августе 1942 года автор был назначен помощником начальника оперативного отдела штаба 11-го гвардейского стрелкового корпуса. О боевых буднях штаба, о своих сослуживцах повествует он в книге. Значительное место занимает рассказ о службе в должности начальника штаба 10-й гвардейской стрелковой бригады и затем — 108-й гвардейской стрелковой дивизии, об участии в освобождении Украины, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. Для массового читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В художественно-документальной повести ленинградского журналиста В. Михайлова рассказывается о героическом подвиге Ленинграда в годы Великой Отечественной войны, о беспримерном мужестве и стойкости его жителей и воинов, о помощи всей страны осажденному городу-фронту. Наряду с документальными материалами автором широко использованы воспоминания участников обороны, воссоздающие незабываемые картины тех дней.