Осколок - [2]

 Так вот, представьте себе эту картину: Над головой Юнкерсы хороводят. На пригорке трескочет без умолку максим сдвоенный - это у нас ПВО такое. Хотя нет, максим, кажись, уже затих. Фугасы кругом бухают с осколочными вперемежку. Да еще и трассеры меж веток жужжат и фыркают кровожадно. Страх неимоверный. Особенно, кому впервой довелось. И вот, на сцене появляется, кривоногий, как говорится, и хромой, весь из себя – старшина Хрущ, собственной персоной. Но, тут же скрывается в проеме этой самой злосчастной землянки. Ныряет в нее, можно сказать, рыбкой. Только сапоги в воздухе мелькнули. Кстати сказать, офицерские сапоги-то, хромовые. Ну да пусть ему. Сейчас не об этом.

 Думаете тут ему и каюк? Да нет, пока еще рановато. Пыхтит, потеет, прокоптился слегка, но ящик с документами прет. Можно сказать герой. Спаситель отчетной документации. Ставит он этот ящик на землю, усаживается на него, пот усталой рукой со лба вытирает, и… А вот теперь самое время. Теперь каюк. Бац! Влетает ему в башку, чуть повыше левого уха, осколок приличных размеров. На излете совсем. Но старшине хватило. Спекся, в общем, наш Хрущ. Вчистую.

 Тут, в аккурат, и немец восвояси убрался. Видать заторопился к обеду. У него там, говорят, с этим строго. Все по часам. Бросай работу – беги к столу. А опоздал – до ужина голодным ходишь.

 Люди из окопов да блиндажей повылезли, загалдели, впечатлениями делятся. Себя ощупывают, друг дружку охлопывают. Вроде обошлось без особых потерь. Кроме легких ранений и незначительных контузий. Даже зенитчики целы, как ни странно. Вовремя свинтить успели, когда спарку ихнюю разбило. И командир наш, ротный, старлей Нефедов, здесь. Стоит, задумался.

 - Чего это Хрущ возле ящика с документами валяется? – спрашивает. – Он там не умер, случайно? Что-то мне его вид расхристанный, не нравится совсем. А ну, Горелов, глянь ка, чего там с ним.

 Проверил боец:

 - Точно, - говорит, - Готов Игнатьич. Осколок у него из бестолковки торчит. Крепко засел. Без струменту и не вытянуть никак.

 - Плохо дело, - расстроился ротный. - Он, ведь, из старого состава был. Из обстрелянных. Хотя и обозник бывший. Тем более при должности состоял. Завтра баня с утра, а бойцов вести некому. Белье выдать, портянки там, всякие. Очень жаль, - говорит. – Прям, осиротела рота без старшины-то. Как бы личный состав не завшивел. А с другой стороны посмотреть – герой. Документы успел важные перед смертью спасти. Не зря, выходит, погиб. Не напрасно. Я в батальон сообщу. Пусть комбат его представит, к чему ни будь. Посмертно. Все родным утешение. И нам пример наглядный. Образец, так сказать, для подражания. Вот политрук-то обрадуется!

 - А ты пока того, в помощь себе возьми, кого ни будь. Эй, Шамсутдинов!

 - Я!

 - Петелька от пупка! Не ори на ухо, придурок нерусский, - отшатнулся Нефедов. – И так глушануло меня, так еще ты тут глотку дерешь.

 Потрусив головой и поковыряв в ухе пальцем, командир продолжил неуверенно:

 - Переправу-то разбомбило напрочь. Убитых и легкораненых в тыл отправлять запретили, - ротный поскреб маковку. - Значится так, вы вдвоем с Гореловым, берете Хруща… А он точно того? Не дышит?

 - Так ведь осколок же, тащ старший лейтенант. Может выймем, как-нибудь? Если пассатижами расшатать… Вы только голову придержите маленько.

 - Отставить пассатижи. На кой черт тебе осколок, Горелов? Тебе именно этот приглянулся? Вокруг посмотри. Наберешь себе полные карманы потом. А сейчас приказ слушай: Старшину Хруща аккуратно перенести вон в ту воронку, за позицией минометчиков. Похоронить, насыпать холмик, сверху табличку соорудить. Ну, и написать там, краской, чего положено. Фамилию, инициалы, звание, даты. И харями там, особо не торгуйте. Мы хоть и во второй линии, а снайпер возможен. Да, карманы проверить, содержимое – мне. Не дай Бог пропадет чего, - он сунул кулак под нос сначала Горелову, потом, на всякий случай, и Шамсутдинову. – Приказ ясен? Выполнять, раздолбаи!

***

 Старшина Хрущ со смертью вроде смирился уже. Да и, если честно, в свои сорок три, давно к ней был готов. Война все же. На хорошее надеяться не приходится. Но все одно, настигла его безносая, как-то неожиданно. Даже, можно сказать, скоропостижно. Однако тут уж ничего не попишешь. От судьбы, как говорится, не уйдешь.

 Лежалось ему в могилке, в общем-то, уютно. Как будто и не очень сыро даже. Холод, вроде, не особо досаждал. Курить, так и вовсе, не хотелось. Но, вот, что-то беспокоило его. Тревожило что ли? Словно важную вещь забыл. В общем, не получалось окончательно кануть во тьму. Всецело предаться тлению и полному, как говорится, разложению.

 Задумался, покойничек наш, попытался припомнить, что же держит его на этом свете. Отпускать никак не хочет. Может дело, какое не закончил. Аль бумажку, не выправил нужную. Поначалу трудно мысли двигались. Со скрипом. Видать осколок им помеху создавал. Но, постепенно, стало в голове развидняться. Воспоминания чередой потекли.

 Вот, видит он, как наяву, свою мать. Старенькая, сгорбленная до земли. Руки тянет к нему дрожащие. Просит, чтоб с фронта живым вернулся. Жаль ее до слез. Не увидит сына больше. Но нет, не то. Не главное это. Сейчас горе у многих.