Осколки памяти - [41]
Вот что такое Николай Николаевич Рыбников. Поэтому до конца дней он останется в моей памяти прелестнейшим, замечательнейшим из Человеков, которых подарила мне кинематографическая судьба.
Украшением картины был и Борис Константинович Кудрявцев, сыгравший генерала; все чудил на площадке: "Режиссеру кофею принесть?" На аэродроме-то!
А картина, по-хорошему, и не вышла: вмешалась военная цензура. Вот идет красивая сцена разговора или любовная сцена на фоне каких-то строений, и вдруг оказывается, что эти строения снимать и показывать на большом советском экране нельзя. Но я-то на каждом аэродроме, где снимал, без согласия ребят из Первого отдела, отвечающего за безопасность, шагу не делал! Очень тщательно расспрашивал:
- А сюда поворот камеры можно? А вот этот ангар снимать можно? Ребята, вы смотрите, чтобы я не снял, чего не надо.
- Можно! - отвечали.
Не хотелось мне им никакой неприятности устроить, а сам от их бюрократизма и пострадал: то, что эти объекты уже рассекречены, в частях знали, иначе нам снимать бы не разрешили, но основной бумаги от Генштаба еще не было. И пришел ко мне вооруженный ножницами чиновник из военной цензуры с засаленными на локтях рукавами (видно, работающий, режущий человек, все время за столом, специалист), сел и очень ловко, профессионально стал резать готовую картину прямо на моих глазах.
Сердце мое вздрогнуло:
- А... а.... А сюжет?!
- Что-нибудь придумаете.
Казалось, что он меня оперирует: отрезает руку, ногу, голову. Я не вьадержал, ушел.
Он спокойно дорезал все, как хотел, я только посмотрел потом, что осталось - сложить из этого даже приблизительно хорошую картину было невозможно.
"Игорь Михайлович, - говорил он мне после этого, - у вас есть консультант, маршал авиации, обращайтесь к нему. Пусть он поднимет вопрос в Генштабе, чтобы они прислали бумаги".
А когда я заикался о Генштабе, мне отвечали: "Да не будут они собираться из-за такого пустяка. Неужели вы не понимаете?"
Я действительно не понимал.
После беспощадного "хирургического вмешательства" "Потому что люблю" была принята просто, без всяких обсуждений, но никакой радости я от этого не испытал.
Так что удачи и неудачи бредут рядом. "Иван Макарович" - куча призов, "Улица без конца" - тоже призы, а потом вдруг "Потому что люблю" - вроде как, и нет картины.
" БРАТУШКА"
Страна Болгария
У великого болгарского поэта Ивана Вазова есть стихотворение "Здравствуйте, братушки!" - о том, как болгары встречали русских воинов после знаменитой битвы под Плевной, решающего сражения русско-турецкой войны:
Ну и храбрый же народ!
Сколько сил в нем
молодецких!
Вот один казак ведет
целый полк солдат
турецких.
А народ, смеясь, глядит:
жалкий у злодеев вид,
тащатся,
как побирушки!
Русских храбрецов солдат
все благодарят:
„Здравствуйте, братушки!”
В сорок четвертом этим задушевным словом "братушки" болгары встречали советских солдат...
Это старое уважение к нашим людям мы сполна почувствовали на себе, когда в Болгарии снимали картину. Болгары нас так и называли "братушки", мы их тоже, и жили очень дружно.
Я был очень огорчен тем, что произошло с фильмом "Потому что люблю", изувеченным до неузнаваемости. И, быть может, желая как-то смягчить ситуацию, а может, и не поэтому вовсе, следующую картину мне предложили снимать совместно с болгарами.
Болгарские коллеги, добрейшие люди, первым делом устроили мне ознакомительное турне по стране на двух "Волгах". Приезжаем в город Петрич. Меня спрашивают’ "К бабе Ванге можно тебе?" - "Да, я хочу. Очень интересно". Подъезжаем к ее домику: заборчик, будочка, как возле посольств стоят, там сидит человек, записывающий к ней на прием. В тот час она уже не принимала, и кто-то из съемочной группы пошел, договорился - якобы с ней хочет встретиться группа журналистов-международников.
Мы вошли во дворик. Баба Ванга, слепая старушка, сидела там, отдыхала после работы. Разговаривая со многими одновременно, она, пока мы усаживались, вскинула голову, повернулась ко мне и спросила:
- А что здесь делает этот руснак?
- Я хотел с вами увидеться, познакомиться, поговорить, - ответил я, растерявшись.
- Дай мне для контакта.
- Что? - не понял я.
Оказывается, все знают, что идущие к ней на беседу берут кусочек сахара, который прежде кладут на ночь под подушку, чтобы мысли передавались лучше.
- У меня нет ничего...
Невзирая на то, что я, кромешный балбес, не приготовленный ко встрече, пришел, видите ли, по случаю, она стала рассказывать мне мою судьбу. И про папу сказала, погибшего под Сталинградом, и про маму, и про сестренку, про дедушку, бабушку... Я остолбенел. Все абсолютно точно. Отдел кадров не знает мою биографию настолько досконально. А когда у меня мелькала нехорошая мысль, она говорила: "Нет, ты неправильно думаешь. Это не так было, а вот так".
Чудо непостижимое!
Уже в Софии директор студии рассказал мне, что она была обычной зрячей девочкой, пошла в лес, началась гроза, ее закрутило в вихрушку, и от удара она потеряла зрение.
Это нечто ошеломляющее и совершенно необъяснимое - баба Ванга...
Интернационал
В съемочной группе каждая кинематографическая профессия была представлена двумя специалистами: по одному - с нашей стороны, по одному - с болгарской. Правда, режиссер был один: двоим "управляющим" было бы, наверное, трудно.
Опубликованная в Берлине в 1932 г. книга, — одна из первых попыток представить историю и будущность белой эмиграции. Ее автор — Эссад Бей, загадочный восточный писатель, публиковавший в 1920–1930-е гг. по всей Европе множество популярных книг. В действительности это был Лев Абрамович Нуссимбаум (1905–1942), выросший в Баку и бежавший после революции в Германию. После прихода к власти Гитлера ему пришлось опять бежать: сначала в Австрию, затем в Италию, где он и скончался.
Книга Вениамина Шалагинова посвящена Ленину-адвокату. Писатель исследует именно эту сторону биографии Ильича. В основе книги - 18 подлинных дел, по которым Ленин выступал в 1892 - 1893 годах в Самарском окружном суде, защищая обездоленных тружеников. Глубина исследования, взволнованность повествования - вот чем подкупает книга о Ленине-юристе.
Мемуарная проза замечательного переводчика, литературоведа Е.Г. Эткинда (1918–1999) — увлекательное и глубокое повествование об ушедшей советской эпохе, о людях этой эпохи, повествование, лишенное ставшей уже привычной в иных мемуарах озлобленности, доброе и вместе с тем остроумное и зоркое. Одновременно это настоящая проза, свидетельствующая о далеко не до конца реализованном художественном потенциале ученого.«Записки незаговорщика» впервые вышли по-русски в 1977 г. (Overseas Publications Interchange, London)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Николая Сергованцева — научно-художественная биография и одновременно литературоведческое осмысление творчества талантливого писателя-уральца Д. Н. Мамина-Сибиряка. Работая над книгой, автор широко использовал мемуарную литературу дневники переводчика Фидлера, письма Т. Щепкиной-Куперник, воспоминания Е. Н. Пешковой и Н. В. Остроумовой, множество других свидетельств людей, знавших писателя. Автор открывает нам сложную и даже трагичную судьбу этого необыкновенного человека, который при жизни, к сожалению, не дождался достойного признания и оценки.
Книга Н. Трущенко о генеральном секретаре ЦК ВЛКСМ Александре Васильевиче Косареве в 1929–1938 годах, жизнь и работа которого — от начала и до конца — была посвящена Ленинскому комсомолу. Выдвинутый временем в эпицентр событий огромного политического звучания, мощной духовной силы, Косарев был одним из активнейших борцов — первопроходцев социалистического созидания тридцатых годов. Книга основана на архивных материалах и воспоминаниях очевидцев.