Осколки памяти - [31]
Задача у него была трудная: с одной стороны, все объяснить, с другой - не сказать ничего лишнего. Виталик справился с ней отлично, его участие в работе снимало все вопросы: никто ни из редакторов, ни из начальства ко мне после не приставал, понимали, что консультант из Москвы, от самого Королева, не пропустит никакой ошибки.
Виталик постоянно был рядом, был опорой. Он видел, что я и в кинематографе еще не очень-то секу, а тут ракетостроение - попробуй пойми, и искренне хотел помочь. Поскольку освещение этой проблемы в ряде случаев требовало специального допуска (которого я не имел), Виталик в ходе работы над картиной не раз приезжал в Минск. Мы по-настоящему подружились. Хороший, добрый парень.
Потом я познакомился с его семьей. Мы с Виталиком ездили друг к другу в гости. Был я у него в Москве в малюсенькой двухкомнатной "хрущевке", а позже и в дивной квартире на Тверской (улица Горького по-старому), домина около Юрия Долгорукого.
Помню, что очень меня интересовало, как они там, в космическом пространстве, едят, чем их кормят. И однажды (это было уже годы спустя после съемок фильма "Иду искать") Виталий Иванович говорит: "Я тебя угощу нашим космическим пирожным". Через какое-то время мы встречаемся, и он достает из кармана галету в прозрачной бумаге. Я спрашиваю:
- Разворачивать? Летать же будет по кораблю обертка.
- Ничего разворачивать не надо. Бери в рот и ешь.
- Прямо с бумагой?
- Это не бумага, это специальный состав.
Слопал я пирожное - невкусно. Точнее, ну, просто никакого вкуса. Я думал, "это" что-то, а на самом деле "это" оказалось ничего. Ему я, конечно, не сказал, что ерунда какая-то, говорю: "У-у! А как питательно! Надо же, как интересно!"
Но чрезвычайно тронуло меня то, что Виталик не забыл о том, что мне хотелось попробовать пищи "космической" и специально припас эту галету.
И вот так по сей день мы остались с ним друзьями.
Когда во время нашей совместной работы над картиной нависла угроза ее закрытия, Виталик устроил для меня поездку: вызвал в Москву, поселил в гостинице Академии наук, в маленький одноместный номер с койкой, под которую мы сложили коробки с пленкой. Туда время от времени приезжали ребята, аккуратные, красивые, в черных костюмчиках, любезно здоровались, спрашивали:
- Это вы?
- Я.
- Где картина?
- Там, под кроватью.
Забирали меня и коробки, и мы ехали куда-то. Называлось это "поехали показывать картину на фирму".
В актовый зал собирали ученых, от которых нужно было получить отзыв. Я полагаю, главное было, чтобы отснятый материал посмотрел кто-то из соратников Королева.
В одной "фирме" подошел ко мне мужик и говорит:
- Вообще, ты счастливый человек, везучий.
- Почему?
- Возятся тут с картиной твоей, обсуждают, а будь Сергей Павлович жив, выхода было бы всего два: если бы она ему не понравилась, ее тут же уничтожили бы, либо, напротив, ты сразу стал бы лауреатом Ленинской премии.
Ученые, очевидно, дали картине добро, потому что цензоры Госкино ее выпустили. Правда, не объясняя причин, отправили "третьим экраном".
Уже в период перестройки, когда все рухнуло, какие-то счеты сводить поздно и можно говорить свободно, на одном, извините за выражение, небольшом фуршетике-выпивончике я спрашиваю у приехавшего в Минск начальника:
- И зачем вы картины гоняли, резали?
Он говорит:
- Игорь, я не люблю худых женщин. Толстых надо снимать, я их обожаю.
- А я наоборот.
- Так вот, когда ты окажешься на моем месте, все будет наоборот: будут только худые!
Вот и весь сказ. Такие критерии.
Если бы молодость знала...
Опыта, конечно, и ума не хватило у меня на первую картину. Надо было глубже покопаться в истории, попросить авторов найти какие-либо более характерные детали. Кроме того, нужно, наверное, было острее высветить проблему Королева, но одно имя "СП" вызывало у меня невероятную робость. Сейчас понимаю, что опрометчиво взялся за сценарий, в горячке после того, как "зарезали" "Гневное солнце палящее". И потом, это ведь был подарок самого Михал Ильича - возможно ли было отказаться?!
А после "Иду искать" была сделана большая двухсерийная картина "Укрощение огня". Молодой драматург, Даниил Храбровицкий, которого Ромм пригласил в свое время соавтором сценария фильма "Девять дней одного года", снимал "Укрощение огня" уже в качестве режиссера - на Байконуре: все помпезно, серьезно, масштабно. А я показывал первичную стадию ракетостроения, самое его начало. Свой пускодром мы построили прямо во дворе студий: на железном столе укрепили "ракету", заправили ее не то керосином, не то бензином, подожгли - и "три, два, один, пуск!". Виталик объяснял все премудрости пиротехникам, они там колдовали, чтобы создать эффект запуска, чтобы было страшно. И действительно получилось страшно: все горело, полыхало. Мы все бежали от этой установки впопыхах. Сохранились фотографии, на которых за нами поднимается огромное облако пламени.
Все было очень интересно, хотя хотелось бы, чтобы картина получилась более исторически точной и глубокой.
Когда я приступил к съемкам, меня позвал к себе Владимир Владимирович Корш-Саблин и сказал: "Игорь, я знаю, что во ВГИКе мало времени остается на монтаж, а он требует длительной практики, и именно в этой склееч- ной находится суть произведения, поэтому я тебе советую: ты был на картине у Ромма, пригласи с “Мосфильма” опытного режиссера по монтажу". А когда я проходил практику на "Девяти днях одного года", подружился с Евой Михайловной Ладыжинской, постоянным монтажером Михал Ильича, с которым у них в работе было такое единение, что они монтировали тут же, в зале. Он смотрел и говорил: "Два кадра отрезать, два прибавить", а она ему: "А я тебе что говорила!".
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Это произошло в 1975 году, когда Мишель Фуко провел выходные в Южной Калифорнии по приглашению Симеона Уэйда. Фуко, одна из ярчайших звезд философии XX века, находящийся в зените своей славы, прочитал лекцию аспирантам колледжа, после чего согласился отправиться в одно из самых запоминающихся путешествий в своей жизни. Во главе с Уэйдом и его другом, Фуко впервые экспериментировал с психотропными веществами; к утру он плакал и заявлял, что познал истину. Фуко в Долине Смерти — это рассказ о тех длинных выходных.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые на русском публикуется дневник художника-авангардиста Алексея Грищенко (1883–1977), посвящённый жизни Константинополя, его архитектуре и византийскому прошлому, встречам с русскими эмигрантами и турецкими художниками. Книга содержит подробные комментарии и более 100 иллюстраций.
Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.