Осколки памяти - [19]

Возьмем хоть мой день рождения. В общаге, понят­но, собирается весь курс, но потом мой кровный брат Резо устраивает праздник в мою честь у себя в квартире, кото­рую он снимал.

Иногда подходил ко мне наш офицер-подводник Боря Яшин, к которому на третьем курсе приехала жена (им в общежитии дали отдельную комнату), и говорил:

- Вечером мы приглашены Андроном на ужин в ре­сторан.

Я, хлопая по карманам, отказываюсь:

- Не могу.

- Андрон приглашает.

И ехали все на ужин в "Арагви".

В "Арагви" же была свадьба Андрюшки Смирнова, и мы, естественно, хорошо на ней погуляли.

К слову, о свадьбах. Однажды один из наших позна­комился с девушкой, дочерью генерала, и генеральша пригласила его с друзьями в выходной день на дачу. Мы в надежде на завтрак отправились туда с энтузиазмом, а она встретила нас, голодных, очень "весело": каждому в руки дала тяпки и сказала: "Ребята, до чая надо обтяпать эту клубнику. Умеете?"...

В общем, женился он на другой девушке, у себя в селе, на Алтае, а позавтракали мы тогда на берегу реки купленной в дачном магазине килькой в томате.

Как-то у нас у всех в общаге кончились деньги, и я коллективным решением был отправлен к Михал Ильичу, попросить взаймы. Дрожал я тогда, как осиновый лист, стыдно было.

- Михал Ильич, извините, пожалуйста, не могли бы вы одолжить денег, у нас кончились.

- Пожалуйста. Пятьсот хватит?

Он взял банковскую чековую книжку, размашисто написал: "Выдать предъявителю". Сумма. Подпись.

Я спрашиваю:

- Когда отдать?

Михал Ильич:

- Когда богатым станешь.

"Вполне приблизительно интеллигентные лица"

Подходил период прохождения преддипломной практики. В это время Михал Ильич приступил к съемкам "Девяти дней одного года" и пригласил нескольких студентов - Бориса Яшина, Андрея Смирнова, Резо Эсадзе, Игоря Ясуловича и меня - пройти производственную практику на этой картине.

Это было такое счастье! Вроде как Ромм дал тебе награду: ты будешь работать на картине, о которой так много говорилось.

Сценарий, конечно же, сразу прочитали. Но только потом, когда стали появляться актеры, с которыми мы на съемках передружились, мы стали понимать, какое действительно в этом приглашении было заключено сча­стье.

Старейшие актеры, снимавшиеся в фильме, такие как Блинников из МХАТа, и восходящие звезды - Алек­сей Баталов, Иннокентий Смоктуновский, Татьяна Лав­рова - относились к нам как к будущим режиссерам и ученикам Михал Ильича: очень спокойно, вежливо, без тени высокомерия и, я бы сказал, нежно. А это очень важно. Мы, в свою очередь, вели себя чрезвычайно скромно - даже если надо было подойти к Михал Ильичу, не могли не смели - чтоб не мешать. Затаив дыхание, смотрели, как он работает с такими артистами.

Обстановка на съемочной площадке у Михал Ильи­ча была удивительная: тихая и в то же время очень весе­лая, очень дружественная. Лаврова, Баталов - замеча­тельные артисты и замечательные люди, интеллигентные и очень собранные - работали с полной отдачей. И Лева Дуров, и Валя Никулин, и Козаков, и Евстигнеев, и Инно­кентий Михайлович Смоктуновский - вот какое созвездие собрал в своей картине Ромм.

Михал Ильич с актерами работал так - усаживал­ся в уголочке и наблюдал за репетицией. Потом вдруг де­ликатно прерывал и рассказывал им какую-то историю, казалось бы, отвлеченную, вовсе не относящуюся к тому, что происходит. Начинали репетировать дальше - и ак­теры играли совсем по-другому! Факт. Поэтому к нему и шли сниматься даже в эпизоды такие потрясающие люди. Удивительно.

С тех пор я понял, что нельзя актерам делать замеча­ния. Это неверный режиссерский ход. Общение с ними че­рез громкоговорители, да еще через мегафоны, да еще че­рез тонваген - это не что иное, как дискредитация актера. Если ты чего-то надумал, актера можно только просить, потому что твоя "думалка" - не последняя инстанция. Если хочешь свою идею сохранить, подойди тихонько, об­ними человека и на ухо все это ему скажи, чтобы никто не слыхал. Что ты ему говорил, знает только Добролюбов и он. А когда включают мегафон и кричат... Неразумно это.

Наш приезд из вгиковской общаги на "Мосфильм" был почти ритуалом. Ромм, зная, что мы голодные, гово­рил:

- Дорогие ребята, не откажете ли вы в любезности посидеть со мной, пока я выпью чашечку кофе?

- Да, - говорили мы, - посидим.

Он заводил нас в актерский буфет и говорил:

- Мне чашечку кофе, а вот этим всем ребяткам по две порции сосисок и тоже кофе.

Поскольку мы были просто практиканты, а прак­тикантам ничего не платят, Ромм решил задействовать нас в картине, взять в актерское окружение на роли мо­лодых физиков. Для этого он разыграл такую актерскую и педагогическую сцену. Подозвав нас всех к сидящему на скамеечке второму режиссеру Льву Ароновичу Инденбому, Михал Ильич обратился к нему с вопросом:

- Как вы думаете, Лев Аронович, могли ли бы мои студенты сыграть окружение Гусева?

Лев Аронович медленно осмотрел нас всех, как буд­то не видел до этого:

- Ну что ж, Михал Ильич, вполне приблизительно интеллигентные лица. Утверждаем.

Разумеется, Ромм мог сам решить подобный вопрос: он же шеф, он режиссер-постановщик, он Ромм! Нет. Он специально перед своими учениками уважительно поин­тересовался мнением второго режиссера. Вот урок, кото­рый я запомнил на всю жизнь: Михал Ильич ненавязчи­во показал нам, как трепетно и уважительно нужно обращаться со своими помощниками в съемочной груп­пе, как сделать их всех без исключения - от второго ре­жиссера до костюмера, шофера, плотника, строителя соучастниками процесса. И тогда ребята тебя не подве­дут, не продадут ни за какие коврижки. Напротив, если, скажем, съемки проходят у моря и наловят парни рыбки, то они и тебя на уху позовут, потому что ты - свой, ты - их, просто каждый выполняет свою работу.