Осада - [40]

Говоря все это, нилашист так сладко улыбался, что Фёльдеш еле сдержался, чтобы не врезать ему в рожу.

— Не разрешите хотя бы на минутку забежать домой? — спросил грустно Петер. — Я только сообщу матери, что жив и здоров. Два года не был дома…

— Так что вас больше устроит: дивизия «Хуняди» или же экзекуция? — ехидно, но настойчиво спросил нилашист.

«Вот пристал, скотина… Все равно смоюсь от вас…» — подумал про себя Петер, а вслух сказал:

— Пошли уж…

9

Подпоручик Иштван Надь всего лишь неделю назад снова облачился в военную форму и теперь, идя по горной дороге, которая по самому краю обрыва вела наверх, чувствовал себя так, будто он не шел, а браво маршировал, приближаясь к заветной цели. Причем делал он это довольно легко. Его подчиненные, тяжело дыша и громко отдуваясь, еле тащились вслед за ним, а он с веселым выражением лица смотрел на лежавшую перед ним местность. Сердце его билось размеренно и спокойно, словно он шел по ровному месту или по асфальтированному шоссе.

«Молодец, паршивое», — подумал он с любовью о своем больном сердечке.

Склон горы справа от дороги постепенно стал пологим, и взору Иштвана открылся вид на долину, увидев которую он начал искать глазами дом из красного кирпича и скоро нашел его. Однако с такой высоты большой четырехэтажный дом казался довольно маленьким, и подпоручик разочарованно вздохнул.

«Ничего, как-нибудь после…»

До армии Иштван Надь преподавал в Уйпештской гимназии венгерский язык и историю. Из-за порока сердца, который у него нашли врачи, его не взяли в армию, однако, движимый высокими патриотическими чувствами, он все-таки добился, чтобы его взяли преподавателем в допризывную организацию «Левенте», где Иштван настолько хорошо зарекомендовал себя, что вскоре был назначен старшим преподавателем. Это назначение, явившись своеобразным бальзамом для его измученной души, обрадовало его так, что он даже забыл о ярлыке «не пригоден к военной службе», который ему приклеили после окончания академии, более того, эту радость не омрачило даже известие о болезни родной матери, которая не раз говорила ему: «Знаешь, сынок, кто высоко поднимается, тому и падать глубже». Произнося эти слова, она, по обыкновению, еще туже затягивала узел платка под костлявым подбородком.

«Она и сейчас сказала бы мне то же самое», — подумал Иштван, решив про себя, что он поступил совершенно правильно, не зайдя домой, чтобы попрощаться с ней.

— Как-нибудь потом… — тихо пробормотал он себе под нос.

Помимо своей воли он замедлил шаг и смущенно оглянулся назад, не услышал ли кто-нибудь из его подчиненных этих слов. Однако люди сильно поотстали от него и, разумеется, никак не могли слышать.

— Скорей! Поживее шевелите ногами! — выкрикнул он, оглянувшись назад, но так и не остановившись.

Солдаты без особой охоты ускорили шаг.

«Я с больным сердцем обогнал вас, а вы плететесь, как калеки», — чуть было не сорвалось с губ офицера, но он вовремя одумался, считая, что ему не пристало ссылаться на свою болезнь.

— Пошевеливайтесь быстрее! Разве это батарея на марше?! Скорее это стадо баранов! Унтер-офицер, приведите людей в порядок, а то на них смотреть противно!..

Выкрикнув все это, подпоручик легким шагом двинулся дальше, слушая, как унтер орет за его спиной.

— Подтянись!.. Быстрее!.. Раз-два!.. Раз-два!.. — Слова команды унтер искусно пересыпал такими отборными ругательствами, что офицер невольно улыбнулся и вспомнил, как унтер распоряжался тогда на стрельбище, и на душе у него сразу же полегчало. «Никакой загвоздки не будет…» — решил Иштван, прекрасно понимая, что военным подразделением этот сброд и назвать-то было нельзя. Во-первых, это не батарея, поскольку у них нет ни одной пушки, которую они могли бы использовать для ведения огня по танкам. Во-вторых, как можно назвать батареей группу людей в пятнадцать человек, и, в-третьих, десять человек из этих пятнадцати ни разу в жизни не только не стреляли из пушки, но даже и не видели ее. И все же, несмотря на все это, подпоручик Иштван Надь верил в своих людей, а главным образом, в самого себя. Эти пятнадцать человек он все же не на улице подобрал из числа бродяг, это были молодые здоровые парни, которые, подобно ему, прочитав приказ об очередной мобилизации, добровольно явились на призывной пункт.

Вчера из них сформировали небольшое подразделение, после чего они целый день до седьмого пота занимались шагистикой и прочими военными премудростями, а поздно вечером держали своеобразный экзамен, убедив своего командира в том, что они вполне способны справиться с поставленным заданием.

Из пятнадцати солдатиков, переодетых в новенькое, с иголочки обмундирование, двое знали Иштвана Надя по гражданской жизни. Подпоручику же хотелось, чтобы они его лучше и не знали вовсе. Оба парня жили в долине, неподалеку от большого кирпичного дома. Оба работали учениками в Уйпеште на кожевенном заводе у Вольфнера, и оба были замешаны в инциденте на стрельбище. Иштван Надь даже запомнил фамилию одного из них: Закс. Вспоминать о том, что произошло тогда, ему не хотелось, в душе же он решил получше приглядывать за ними.