Осада - [38]

Петер остановился и прислушался. Оглянулся назад. Дорога пуста. Взглянул на небо, но самолетов не обнаружил. Шум между тем усиливался. «Наверное, летят за облаками…» — подумал он. Потом посмотрел вперед и чуть не обмер от страха: навстречу ему шли танки.

Огромными прыжками он бросился прочь с дороги, шлепнулся в первую попавшуюся яму.

«Окружили…» Сердце ушло в пятки.

Он не смел даже пошевельнуться.

А танки все шли и шли, с их гусениц мелкими комками слетала грязь.

На башнях танков он увидел окантованные черным белые кресты. Он смотрел на эти кресты, и только после пятого или шестого танка до него дошло: ведь это же немцы. Он облегченно вздохнул, но все же решил не копошиться, а дождаться, пока танки пройдут.

Наконец прогрохотала последняя машина.

Петер вылез из ямы и быстрым шагом двинулся по дороге.

«Приду домой, надо сразу же переодеться», — еще раз решил он.

Дойдя до перекрестка, Петер увидел колонну автомашин, двигавшуюся в северном направлении.

Неподалеку стоял солдат. «Может быть, это регулировщик?»

Петер стал наблюдать. «Если станет показывать направление движения, значит, регулировщик…» Но солдат ничего никому не показывал, и Петер огорченно вздохнул. Регулировщик движения все-таки лучше жандарма, хотя и он не радость. Возможно, его превосходительство господин генерал проявил отеческую заботу и успокоил парня, сказав, что идет смена. А этот несчастный еще сдуру поверил ему и теперь станет требовать, чтобы Петер сменил его.

Поэтому Петер, сделав большой крюк, обошел перекресток стороной.

На участке кукурузного поля он наткнулся на кучу сложенных снопов кукурузных стеблей. Быстро соорудил из них нечто вроде шалаша. «Полнейший комфорт», — подумал он, следя за громыхавшими по дороге машинами. Они шли, соблюдая приличную дистанцию, и некоторые из них даже отставали. «Настанет утро, пока они все пройдут…» Не желая рисковать, Петер влез в шалаш и, достав коробку с табаком, закурил.

Вдруг яркий свет залил всю окрестность, будто включили огромную люстру.

«Черт бы побрал эти осветительные ракеты… Видно, мне суждено пройти через огонь, воды и медные трубы…»

Машины на дороге вмиг остановились, из них выскочили люди и сломя голову побежали к кюветам и ямам.

Вслед за взрывами бомб вверх вздымались грязно-желтые кучи земли. Трещали пулеметы, выстилая дорогу пулями.

Извергая высоко к небу клубы черного дыма и пламени, горели машины.

Под Петером ходила земля. Словно бумажные, шуршали сухие листья кукурузы. Чтобы воздушной волной не снесло лежавший на Петере сноп, он придерживал его правой рукой.

Осветительная ракета погасла.

«Меня вы не сдвинете с места…» Он лежал не шевелясь, ожидая следующей ракеты.

Через минуту снова стало светло.

Но теперь уже не бомбили. Самолеты обстреливали из пулеметов дорогу и кюветы. Потом свет погас и послышался затухающий гул удалявшихся самолетов.

«До чего же хорошо быть отпускником…»

Где-то стонали раненые. Кто-то вопил: «Все ко мне!»

Петер неподвижно лежал под снопом. «Если уж противник обнаружил колонну, то атакует ее несколько раз. Это как пить дать», — подумал Петер, но не сдвинулся с места, полагая, что обязательно найдется какой-нибудь болван командир, который с налета зачислит его «своим» солдатом под предлогом пополнения сильно поредевшего подразделения или же просто разорвет отпускной билет — и будь здоров.

Вскоре его сморил сон.

Когда Петер проснулся, было уже светло. Он вылез из-под кукурузных снопов, которые его прикрывали во время бомбежки, потянулся до хруста костей и громко выругался. Грязно-серые облака сплошным покровом затянули небо. Петер пытался определить, который час, и не смог. Посмотрев на перекресток дорог, он не увидел там регулировщика. «Ушел?» Ему показались подозрительными безлюдье и тишина. Лишь издалека доносился орудийный гул.

Внимательно осмотревшись, Петер направился к дороге. В животе урчало, хотелось есть. На дороге валялись трупы, остовы сгоревших машин, зияли воронки от бомб.

Петер удивился, что только кое-где бомбы не попали на дорогу. «Вот это точность…» Возле одного трупа валялся рюкзак. Петер подумал: «А вдруг там осталось что-нибудь из продуктов? Мертвому уже все равно ничего не нужно…» Вокруг никого не было. Но на всякий случай Петер снял с плеча винтовку и, загнав патрон в патронник, только тогда расстегнул рюкзак. Сверху лежала перевязанная шнурком пачка писем. «Покарай тебя бог с твоими чувствами, лучше бы харч носил в мешке, а не письма…» Потом под руку попалось мыло, бритвенный прибор. Петер оттолкнул их в сторону и наконец на самом дне мешка нашел кусок сыра величиной с кулак. Жадно вцепился в него зубами и быстро съел его. На ремне у убитого висела фляга. Петер потряс ее, но она оказалась пустой. «Бравый был солдат…» Взгляд Петера вдруг остановился на руке солдата, где на пальце желтело кольцо с большим камнем. Петеру оно понравилось.

Он пошел дальше, ко второму трупу, но фляги у того не оказалось. У третьего что-то булькало. Петер отвернул колпачок у фляжки и начал пить. Это был кофе с доброй толикой рома. Напиток приятно согревал горло, и можно было ощущать весь его путь до самого желудка. Утолив жажду, Петер повесил флягу к себе на ремень. Вернувшись к убитому с кольцом, он еще раз полюбовался камнем. «Красивое…» Любовался, а сам боролся со своей совестью. Потом пожал плечами и решил: «Не я сниму, так кто-нибудь другой заберет…»