Осада - [25]

Женщина шла сгорбившись, опустив голову на грудь; лицо ее посипело, она тяжело дышала. «Подкрепление… Порази вас гром…» — Она не закончила этого ругательства привычным упоминанием господа бога.

Арестованные шли гуськом по обочине бетонного шоссе.

Колени у женщины дрожали, ноги то и дело скользили по раскисшей земле. Только из-за Гизи она еще могла идти. Надежда на встречу с Гизи, словно мираж, призывно маячила перед ее глазами. Из-под колес мчавшихся по лужам машин высоко взлетали струи воды, капли грязной жижи били в лицо. Она не вытирала их. Лямки рюкзака больно врезались в плечи, и их она тоже не поправляла. Машинально переставляя ноги, она шла вперед. Ей казалось, что ступни у нее уже не болели, спина не ныла, только гудела голова и страшная усталость сковывала все тело. Время от времени женщина бросала взгляд в сторону дороги. Еще вчера она отворачивалась: не могла смотреть туда, где валялись какие-то мешки, чемоданы, а кое-где и трупы. А сегодня уже привыкла. Не ужасалась она и тогда, когда кто-то в изнеможении падал на край дороги и больше не вставал. Колонна, не останавливаясь, шла дальше, не останавливались и конвойные, обходя несчастного. Потом слышался одинокий выстрел. Когда впервые она услышала его, то вздрогнула.

Один из конвойных шел рядом по краю насыпи. Это был молоденький солдат с пушком на губе. Он часто курил и все время поправлял повязку на рукаве. Вот он взглянул на часы и тихо прошептал:

— Сейчас будет отдых, тетя…

«Все равно мне далеко не уйти… не дойти…»

— Стой! Отдыхать! — прозвучала команда.

Колонна остановилась.

Женщина свалилась в грязь, тяжело дышала. Даже не сняв рюкзака, прилегла на него.

Поблизости заплакал чей-то ребенок.

Конвойный вышел на обочину и, подойдя к женщине, наклонился над ней и сунул ей что-то в руку.

Это было яблоко. Женщина смотрела на него, не имея желания есть, но все-таки откусила кусок и удивилась, что не ощущает никакого вкуса.

Внезапно ее поразила необычная тишина.

Было непривычно тихо. Извилистая серая лента дороги безлюдно терялась вдали. Еще вчера в это время можно было отчетливо слышать артиллерийскую канонаду, а теперь не было слышно ничего.

«Наверное, фронт переместился дальше…»

— Встать! Марш! — раздалась команда.

Женщина никак не могла подняться. Ей помог встать солдат с пушком на губе.

— Не отставайте, тетя, — шепнул он, ободряюще пожимая руку, и отошел в сторону.

Затуманенным взглядом смотрела она вокруг. Шагнула вперед, но ноги, как чужие, совсем не хотели ей повиноваться. Она закачалась.

«Рюкзак…»

Тяжело дыша, она искала застежки лямок.

— Не делайте этого, тетя… Не бросайте его: он еще вам пригодится.

Это шептал солдат с пушком на губе.

Женщина глубоко вздохнула. «Пригодится… чертям собачьим…» — подумала она, но у нее не хватило сил, чтобы сбросить рюкзак и даже отстегнуть его лямки. Шатаясь, она продолжала идти. В левой руке она сжимала яблоко. Вдруг она почувствовала, что рюкзак будто бы становится легче.

Это шедший рядом с ней солдат слегка поддерживал рюкзак.

Вот уже третий день рядом с ней шел этот молоденький солдат с еле заметным пушком на верхней губе. Он не отходил от нее, ни с кем не менялся местами, как это делали другие конвойные. Он пристал к ней еще у кирпичного завода, когда они сдавали ценности и деньги. У нее было немного денег, и она не очень жалела, когда выложила их. Обручальные кольца разрешили оставить при себе, на остальное, да и на деньги ей было наплевать.

Камень на кольце она обмазала сажей, чтобы не блестел и не так бросался в глаза. Женщина знала, что кольцо замечают прежде всего из-за камня. Возле кирпичного завода в момент отправления колонны она перехватила взгляд солдата с пушком на губе; он внимательно смотрел на ее кольцо. Она незаметно повернула кольцо камнем внутрь… «Пусть просит что угодно, только не кольцо…» Солдат ничего не просил, но все время шел рядом.

Колени ее время от времени подгибались. Воздух с шумом вырывался из легких.

Солдат шел рядом и поддерживал рюкзак.

Женщина боялась этого солдата. Боялась его доброты. Он приносил ей то одно, то другое. Даже воды. Тайком, разумеется. «У меня нет денег», — сказала она ему. Солдат пожал на это плечами и сказал: «Мне не нужны деньги, поверьте, тетенька». Она же никак не могла понять, что он от нее хочет, почему уделяет ей такое внимание.

Постепенно женщина смирилась и уже не обращала внимания ни на солдата, ни на его доброту. Она смотрела в спину впереди идущего, на его грязные башмаки, которые все дальше уходили от нее.

— Быстрее, тетя, — услышала она.

Уже смеркалось. На краю дороги валялась какая-то женщина, судорожно прижимая к груди узел. Платок ее сполз набок, глаза были закрыты, седые волосы спадали на лоб, широко открытым ртом она жадно ловила воздух.

«И я буду скоро так же…»

Кто-то обошел ее и сказал:

— Идите, тетя… идите…

Женщина знала, что если она отстанет, то ее застрелят на месте, но сейчас даже это уже не волновало ее. Она уже не верила ни в загробную жизнь, ни в самого бога.

Вдруг до ее слуха донесся какой-то жужжащий звук.

Впереди кто-то что-то крикнул, но она не поняла, что именно. Рюкзак вдруг стал очень тяжелым, солдат с пушком на верхней губе бросился ничком на землю.