Опровержение - [7]

Я с ходу сумки на койку кинула и к Людке, р-раз — и выхватила у нее из рук газету без объяснений.

— Ты что?! — вскинулась Людка. Они все так увлечены были чтением вслух, что и не услышали, как я вошла. — Ты что, подруга? Это ж мы про тебя изучаем!

Зинка у нас вся такая томная, когда голову вымоет, вся такая этичная.

— Поздравляю, — говорит, — поздравляем от души, Семен.

— Спасибо, — говорю, — только от вас я этого никак не ожидала!

— Да что с тобой, подруга? — удивилась Людка очень искренно. — Мы же на твой счет радуемся!

— На вранье радуетесь?! — взвилась я без предупреждения. — На то, что на весь комбинат, на весь город выставили?

— Почему выставили? — удивилась Зинаида. — Почему вранье? Тебя не ругают. Тебя же хвалят с положительной стороны!

— То-то и оно!.. — бьюсь я, как птица в клетке. — То-то и оно, что хвалят! А за что, строго говоря, хвалить-то? За что?!

— Там все сказано за что, в газете. Ты что, не читала? — не поверила Людка.

— В газетах зря не напишут, — заявила Зинка. — В газетах правду пишут. Печатное слово.

— Правду?! — заорала я без памяти. — Ну скажи, похожа я на человека коммунистического завтра? Нет, вы скажите — похожа?

Тут они все трое уставились на меня, будто впервые увидели.

— Похожа? — не унимаюсь я.

— Ну… — неуверенно сказала Люда, — лично я не знаю, как они будут выглядеть… а вообще все может быть.

— Ну, ты, конечно, вполне обыкновенная… — успокаивает меня Зинка. — Ничего в тебе, конечно, такого особенного, чтоб из тебя моральный кодекс выводить…

— Вот! — обрадовалась я. — Вот же какой вариант!

— Но с другой стороны, — засомневалась Люда, — ты неплохая.

— Ха! Неплохая!.. — засмеялась я сквозь невидимые миру слезы. — Все неплохие! Про всех в газете писать, получается?

— Зачем же про всех? — Зинка расчесала свои волосы так, что они уже висели каждый в отдельности. — Про некоторых, для подражания.

— Но почему же обязательно про меня?

— Ты общественно-активная, член бюро, — рассудила Людмила. — Откровенная, добрая.

— Это я — добрая?! — возмутилась я. — Откровенная? Ты меня совсем, строго говоря, не знаешь! Я такая скрытная, ужас! И совсем не добрая, наоборот, я эгоистичная! Я же никогда ничего против своего желания не сделаю!

— Так ведь твои желания не вредные, верно? — доказывает Зинка.

— Ты — товарищ… — продолжает перечислять Людка. — Попросишь тебя что-нибудь: ну, станок обтереть, в магазин сбегать, комнату вне очереди прибрать…

— Так это же от непоседливости характера! — защищаюсь я из последних сил. — Чтоб только серьезным делом не заниматься!

— В этой жизни, — невпопад вдруг подала с койки голос Варвара, — в этой жизни только любовь серьезное дело. Исключительно.

— Да иди ты со своей любовью! — отмахнулась от нее Людка. — При чем любовь и — Семен? К ней это не имеет никакого отношения.

— Ну, все-таки… — засомневалась Зинка.

— Да посмотрите вы на меня! — потребовала я. — Посмотрите вблизи! Разве у людей будущего может быть такой нос? Такие веснушки? Такой пигмент лица? Такой рост?

— Что верно, то верно, — неуверенно согласилась Людка. — Но, с другой стороны, почему бы и нет?..

— Значит, вранье? Вранье? — требовала я, будто они в чем-то передо мной виноваты.

— Ну, не на все сто процентов, — не сдавалась она, — частично.

— А ясные глаза! Ты всмотрись, всмотрись в мои глаза, похожи они на ясные и так далее?! — настаивала я.

— Это уж какие кому по наследству достались, — утешила меня Зинка. — Гены.

— А уважение и любовь коллектива? — кричала я во весь голос.

— Мы же тебя любим, — пожала плечами Люда.

— О любви не говорят, о ней все сказано, — эхом отозвалась Варвара. — Точка.

— Да не о том же я, строго говоря! — почти уже плачу я. — Я же совсем о другом! Как же я теперь в глаза всем посмотрю? Чем же я от других-то отличаюсь?.. Меня же все на комбинате как облупленную знают! Убиться можно!

— Убиваются исключительно от любви, — печально сказала Варька. — Статистика. Девяносто процентов — на любовной почве.

Тут я кинулась к шкафу, сорвала с палки плечики с платьем моим выходным, в мелкий цветочек, юбка вся плиссированная.

— А я опровержение даю! — кричу им. — Факты не подтвердились!

— Это как — опровержение? — удивилась Людка. — Тебя же, наоборот, расхвалили до небес!..

Плиссировка мне мятой показалась, я бросилась ее гладить, утюг у нас электрический, мигом нагревается.

— То-то и оно! — наглаживаю я с остервенением плиссировку. — Про всех в газете писать — бумаги не напасешься!..

— Действительно! — вдруг взволновалась Зинка. — Волю им дали, прессе! В личную жизнь мешаться!..

— Все-таки… — задумалась с сомнением Людка. — А что ты им скажешь? — поинтересовалась она.

— Я им скажу! — пригрозила я. — Я им такой вариант скажу!..

— Чего они не слыхали? — махнула рукой Зинка. — Их ничем не удивишь!..

— Ничего, за словом в карман Семен у нас не полезет, — подбадривает меня Людка.

А я молчу. Глажу себе юбку без памяти.

— Надо же!.. — вдруг удивилась Зинка. — Ругают человека — он не согласен. Хвалят — опять не соглашается. И чего ему, человеку от человека, надо?..

И вдруг Варьку будто взрывом каким с койки приподняло, вскочила во весь рост и прямо молнии у нее из глаз сыплются!