Опровержение - [5]
— Тебе, Алька, что… — говорит вдруг с доброжелательной завистью Рита Лифанова из красильного, — с твоей-то внешностью…
— При чем тут внешность?! — отрезала Серафима Ивановна, большая Алинина поклонница. — Тут талант!..
— Талант талантом, — усомнилась довольно-таки хорошенькая, хотя ей, строго говоря, до Альки, как от земли до неба, Надя Поспелова из центральной лаборатории. — Талант талантом, но без внешности тоже успех не светит.
— Успех? — с язвительностью переспросила Серафима. — На сцене или в жизни?
— Сцена что… — опять затосковала с кокетством Рита Лифанова. — Вот я у парней, как ни смешно, ни грамма успеха не имею…
— А зачем тебе?! — вдруг с какой-то неожиданной твердостью сказала Алька. — Зачем?
— Ну, знаешь… — удивилась Надя.
— Кому что! — вступилась за Альку Серафима басом. Она утверждает, что у нее такой голос от курения застарелого, а я убеждена, что просто от врожденного характера.
— Любовь все-таки… — вздохнула Маргарита.
— Очень нужно! — решительным голосом отрезала Алька.
— Скажешь ты, честное слово!.. — не согласилась Рита.
— Про других не знаю, — небрежненько бросила через плечо Алька, — а мне и так времени ни на что не хватает. Работа, самодеятельность…
— Ну, не скажи… — тут даже Серафима не согласилась.
— Без внешности, предположим, еще можно существовать, но уж без своего стиля… — переменила Алька пластинку.
— Стиль стилем, это я не спорю, — рассуждает Серафима с полным ртом шпилек. — Но если волос короткий, пусть даже густой, — из него ничего не создашь. — И бросила на меня критический взгляд.
— Я просто под мальчика стригусь, — отвечаю я ей, — принципиально, мой стиль такой. — И смотрю с надеждой на Альку.
— Линия — на первом плане, — продолжает Алька со значением. — Вот я свежий номер «Уроды» смотрела — современная линия прежде всего. Или, точнее, силуэт.
— Силуэт! — вдруг обиделась Серафима. — Если голова не в порядке, никакой силуэт не поможет.
Только Альку нашу не собьешь:
— Стиль. Стиль — первое требование. Нашел свой стиль — ты человек. Не нашел — ты в тени. — И тут она поискала меня глазами в зеркале и весь разговор на меня перевела: — Вот Тоня, скажем. У нее, к примеру, внешние данные невыгодные, можно сказать, даже своеобразные, верно?
— Ха! — только и сказала я, потому что не терплю, когда за мои внешние данные принимаются, обсуждают их в третьем лице.
— Ей свои данные, — продолжает Алька авторитетным голосом, — ей свои данные напоказ выставлять не имеет смысла. Ей их, наоборот, за правильный стиль надо прятать. Верно, Семен? — и глаз на меня скосила, чтоб впечатление смягчить.
Ну, я, прямо как кролик подопытный, стою посередке, здоровенные сумки, мою и Алькину, едва в руках держу, а она по моему адресу теории свои выводит.
— Ей под мальчика идет. Стиль «гамен мальчиковый» называется, — продолжает Алька задумчиво. — И для широких масс: «гамен» по-французски значит «мальчик».
— Ха! — откликнулась я опять на всякий случай.
— Совсем другим человеком стала, — развивает Алька свою глубокую мысль, — брючки-техасы, маечки, свитерочки в обтяжку, никакой бижутерии… мол, не данные невыгодные, а так задумано.
— У тебя, конечно, Алина, вкус не отнимешь, — соглашается через силу Серафима, — но, с другой стороны…
— Стиль — это человек, — вставляет Рита Лифанова (она у нас активистка общества «Знание») и поглядывает с гордостью вокруг.
— Интересно! — не соглашается Надежда. — Выходит, отними у человека стиль — что от него останется?! От Семена, к примеру?..
Но чтоб Серафима позволила кому-нибудь последнее слово сказать — такого еще не бывало.
— Голова! — говорит. — И не потому только, что я мастер, мой хлеб — голова, так что, казалось бы, заинтересована… Но сегодня голова в порядке, а завтра из тебя чучело огородное с химией сделали — никакой стиль не спасет!
— А я тебе докажу! — заупрямилась Маргарита. — И в «Комсомолке» про это писали, и даже в «Молодежке» сегодняшней, мне девчонки говорили! — и стала рыться в толстенной пачке газет, которая у нее на коленях лежала.
Она утром все газеты в киоске скупает и прорабатывает.
— Докажешь! — запрезирала ее Серафима. — Небось каждый день всю «Союзпечать» натощак проглатываешь, а что толку? Красота, она или при тебе, или нет ее!..
— Вот! — обрадовалась Рита, найдя в «Молодежке» на последней страничке ту самую статью. — «Человек — это стиль», так и называется!.. Только тут конец… начало на первой странице. — И развернула с маху газету, даже сквозняк по комнате прошел. — Вот! — но тут же осеклась, будто язык проглотила.
— Ты что? — забеспокоилась Надежда. — Поперхнулась?
— Нет, вы только поглядите! — выдохнула из себя Рита. — Вы только представьте!..
— Да выскажись ты наконец! — рассердилась Серафима. — Чего ты там испугалась?!
— Так Семен же! — совсем задохнулась Рита. — Семен!
— Какой Семен? — не поняла Надя.
— Этот! — ткнула в меня дрожащим пальцем Рита. — Наш!
— При чем тут Семен? — сухо осведомилась Алька.
— Действительно! — поддержала ее Серафима.
— Да вот же он! — показала им газету Рита. — Вот же! На фото!
И правда, гляжу я на божий свет с газетной страницы и даже будто еще и подмигиваю: «Что, съели?»
Пьеса Ю. Эдлиса «Прощальные гастроли» о судьбе актрис, в чем-то схожая с их собственной, оказалась близка во многих ипостасях. Они совпадают с героинями, достойно проживающими несправедливость творческой жизни. Персонажи Ю. Эдлиса наивны, трогательны, порой смешны, их погруженность в мир театра — закулисье, быт, творчество, их разговоры о том, что состоялось и чего уже никогда не будет, вызывают улыбку с привкусом сострадания.
«Любовь и власть — несовместимы». Трагедия Клеопатры — трагедия женщины и царицы. Женщина может беззаветно любить, а царица должна делать выбор. Никто кроме нее не знает, каково это любить Цезаря. Его давно нет в живых, но каждую ночь он мучает Клеопатру, являясь из Того мира. А может, она сама зовет его призрак? Марк Антоний далеко не Цезарь, совсем не стратег. Царица пытается возвысить Антония до Гая Юлия… Но что она получит? Какая роль отведена Антонию — жалкого подобия Цезаря? Освободителя женской души? Или единственного победителя Цезаря в Вечности?
Габиден Мустафин — в прошлом токарь — ныне писатель, академик, автор ряда книг, получивших широкое признание всесоюзного читателя. Хорошо известен его роман «Караганда» о зарождении и становлении казахского пролетариата, о жизни карагандинских шахтеров. В «Избранное» включен также роман «Очевидец». Это история жизни самого писателя и в то же время история жизни его народа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.