Операция «Примула» - [13]

Прошелся стетоскопом по груди. Под мышками.

— Просто переутомился, — пробормотал Аллио.

— Я тоже так думаю. Одевайся. Ты куришь все так же много?

— Полпачки в день. Бывает больше, когда много работы. Чего ты опасаешься?

— Ничего. Просто надо принять меры предосторожности. И тебе не хуже меня известно, в чем они заключаются: ни табака, ни алкоголя, ни женщин… В этом-то хоть отношении умерен?

— Как монах… Вернее, скажу так: не более, чем другие, просто у меня нет времени бегать за юбками. Особенно с тех пор, как работаю с Майяром. Он вытягивает из меня все соки. С ним никогда не соскучишься.

Пока доктор снимал халат, он вынул трубку и кисет.

— Можно?

— Ты неисправим, — ответил его приятель. — Ладно. Разрешаю. Но только две до обеда. И потом ни одной до ужина. Кстати, о Майяре, я никак не могу взять в толк, какого черта ты попал к нему в лапы.

— Очень просто. Захотелось заработать денег. У меня был небольшой капитал, а его проект поначалу казался вполне разумным.

— А если он свернет шею?

— Рискую все потерять. Теперь ты понимаешь, почему мне не очень-то по себе.

Доктор выписывал рецепт, становившийся все более длинным.

— Зайди к Бекару, — проговорил он. — Электрокардиограмма никогда не помешает. А потом, старина, расслабься на две-три недели. Здесь не оставайся. Жара тебе ни к чему. И развейся. От того, что ты терзаешь себя, Майяр не вернется. Ну? Договорились? А теперь извини. Надо бежать. Уже и так опаздываю.

— Много больных?

— Нет. Но клиенты из гостиниц просто невыносимы. Врача вызывают, как посыльного. Хорошо хоть, что все поздно встают.

Они вышли вместе, и Аллио сел на скамейку перед заливом Фурми. Выбил о каблук трубку, хотел было машинально набить ее снова, но вспомнил советы Мишеля. День простирался перед ним, прямой, как пустая улица между глухими стенами.

Блеш, сидя за рулем своей машины, рассеянно слушал радио. Он следил за окнами квартиры. Мерзкая работа! Жерсен платил щедро, но никогда не был доволен. Сведений всегда было недостаточно. Чтобы постоянно идти по пятам его жены, быть всегда рядом, надо превратиться в человека-невидимку. Чем она сейчас занимается? В дом никто не входил, но ведь есть телефон. Нежные чувства можно выражать и по телефону. А если у мадам Жерсен нет любовника, если ей захочется просидеть весь день дома, ему придется торчать здесь до самой ночи. В машине, где уже сейчас хуже, чем в печке.

Блеш ощупал бумагу, в которую завернул бутерброды. Она была жирной и теплой. Чудная это болезнь — ревность. Человек отравляет жизнь себе и окружающим. И все ради чего. Он прислушался и прибавил звук. «…Мы только что получили сообщение из Довиля. Там рано утром произошел взрыв на вилле Поля Жерсена, главного редактора „Консьянс“. Причинен значительный ущерб. Бомбу подложил молодой человек лет двадцати, получивший при взрыве ранения. Ему ампутировали правую руку, но жизнь его вне опасности…» Это конечно же должно было случиться. Хотелось хоть немного свежего воздуха, и Блеш, приоткрыв дверцу, вытянул ногу наружу. На политику ему наплевать. Но Жерсена он в душе любил. Зануда, но щедрый. Способен оценить оказанные услуги. Не его вина, что он всегда как заживо ободранный. Несчастный тип. С виду вспыльчивый, но на деле не из тех, кто рвется в драку, настоящую, оставляющую раны. С пером в руке он, конечно, бросается вперед не глядя. Но в реальной схватке, мужчина против мужчины, он не многого бы стоил. Блеш скорее гордился своей ролью телохранителя. Но теперь вещи принимали дурной оборот. Однажды Жерсен окончательно себя погубит. И не поможет ему дурацкая пушка, которую он держит в машине, в отделении для перчаток. Он даже не сможет ею воспользоваться. Вместо того чтобы следить за этой несчастной женщиной, лучше было бы охранять его самого.

В дверях подъезда появился силуэт. Это она. Боже, хозяин оказался прав. Чертовски элегантна, изящна, хорошо сложена, привлекательна. С чемоданом в руке она конечно же отправляется не к матери. Блеш включил стартер. Остановившись на краю тротуара, она осматривала авеню Ош. Такси, разумеется, не видно. Неужели бедняжка рассчитывает поймать его в такой день? Она пошла в сторону предместья Сент-Оноре, то и дело оборачиваясь, а Блеш на приличном расстоянии двинулся вслед на первой скорости. Куда-то собралась. Может, к мужу в Довиль? Нет. В таком случае Жерсен его бы не вызвал…

Она подошла к стоянке, о чудо — рядом остановилось такси. Блеш приблизился. Следить за машиной нетрудно, а вот стоять у вокзала — не подарочек. Полицейские не позволят.

Предместье, улица Сент-Оноре… Набережная… Сомнений нет. Лионский или Аустерлицкий вокзал.

Площадь Маза… Бульвар Дидро…

Понятно! Лионский вокзал. Блеш обогнал такси. Если повезет, может, удастся припарковать машину не очень далеко. Хозяин рассчитывал на него. А Блеш был из породы тех, кто лучше убьет себя, чем не оправдает доверия.

Флоранс никогда не доводилось видеть то, что газеты называют «массовым отъездом». Она чуть не повернула назад. Зрелище напоминало всеобщую мобилизацию и демонстрацию. Глаза помимо воли искали людей в форме и плакаты. Это была толпа в чистом виде — человеческая материя, медленно текущая, как тесто, неся в себе детей, стариков, багаж. Перемещение массы людей сопровождалось неимоверным шумом, устойчивым, как голос моря. Людской поток донес Флоранс до кассы. Теперь она ненавидела Жерсена всеми фибрами души, как будто это он был виновником толкучки, в которую она попала. Она поклялась себе уехать во что бы то ни стало. Раз он принудил ее к этому испытанию, она через него пройдет. Флоранс встала в очередь, не без труда достала из сумочки сигарету. Стоявший рядом толстяк в шортах предложил ей огня и посмотрел на нее с тем интересом, который, она любила ловить на лицах и от которого всегда испытывала острое чувство собственной силы. Наконец получила билет. Теперь надо заказать комнату. До отхода «Мистраля» у нее оставалось больше часа. В зале, напоминавшем громадный шлюз, помимо основного течения, вскипали второстепенные потоки, водовороты и отливы, которыми можно воспользоваться. Она сориентировалась и без особого труда добралась до почтового отделения. Там тоже было много народу, но она подготовила себя к худшему. В телефонных кабинах двигались фигуры. Из приоткрытых из-за жары дверей порой доносились казавшиеся странными обрывки фраз… «Похороны завтра…», «Он посадил Мусташа в конуру», «Жди нас. Целую». Чтобы быть услышанной телеграфисткой, ей пришлось кричать: