Пьер Буало и Тома Нарсежак впервые встретились, когда им было за сорок, к этому времени оба уже были известными писателями. Озабоченные поисками способа вывести из назревающего кризиса жанр «полицейского романа», они решили стать соавторами. Так появился на свет новый романист с двойной фамилией — Буало-Нарсежак, чьи книги буквально взорвали изнутри традиционный детектив, открыли новую страницу в истории жанра. Вместо привычной «игры ума» для разгадки преступления, соавторы показывают трепетную живую жизнь, раскрывают внутренний мир своих персонажей, очеловечивают повествование. Они вводят в детективный жанр несвойственный ему прежде психологический анализ, который органично переплетается с увлекательным сюжетом. По сути дела они создали новый тип литературного произведения — детективно-психологический роман, где психология помогает раскрыть тайну преступления, а детективный сюжет углубляет и обостряет изображение душевного состояния человека, находящегося в экстремальной кризисной ситуации.
Буало и Нарсежак очень скоро получили всемирное признание. Они опубликовали с 1952 по 1995 год свыше сорока романов. Почти все их произведения переведены на многие языки мира и опубликованы огромными тиражами. Их часто экранизируют в кино и на телевидении.
Буало и Нарсежак заняли достойное место в ряду классиков детективной литературы, таких как Конан Дойл, Агата Кристи и Жорж Сименон.
Буало и Нарсежак, дополняя друг друга, выработали совершенно оригинальную и хорошо отработанную манеру письма, о чем можно судить хотя бы по тому, что и после смерти Пьера Буало в 1989 году его соавтор продолжает подписывать свои произведения двойной фамилией, ставшей известной во всем мире.
Opération Primevère (1973)
Перевод с французского Б. Скороходова
— Давай сюда, — сказал Морис. — При таком движении проскочим незаметно.
Клод съехал с шоссе. Заправочная станция была освещена, как вокзал, перед колонками выстроились машины. Малолитражка медленно притормозила. Морис посмотрел на часы: без четверти два.
— Нормально. На месте будем до трех часов. Теперь видишь, что Влади был прав. Машин на шоссе как в воскресенье.
Заправщик жестом пригласил их к колонке. Клод вышел из машины и вручную подкатил ее. Ночь была душной. В свете фонарей клубились мошки.
— Ну и работенка! — сказал заправщик. — Теперь вот августовские!.. И то же самое завтра и послезавтра!.. Сколько залить?
— Полный бак.
— Со вчерашнего дня без передышки. Люди как с ума посходили. То уезжают все сразу. То возвращаются все сразу. Вот-вот! Помяните мое слово, на дороге обязательно что-нибудь произойдет.
Клод посмотрел на Мориса и ухмыльнулся.
— Да, — сказал он. — Точно. Что-нибудь да произойдет.
Морис тоже улыбнулся, будто замечание содержало скрытый смысл.
— Пятнадцать франков, — объявил служащий. — Протру ветровое стекло. Его надо почистить. Вы тоже едете в Довиль? Будь у меня время, я бы поехал в Овернь. В Довиле слишком суматошно. Хотя в вашем возрасте как раз и развлекаться.
— Да, развлечься мы любим, — сказал Клод и прыснул со смеху.
— Счастливого пути, — пожелал заправщик. «Ситроен» тронулся с места. При выезде на шоссе Клод остановился. Машины проносились на полной скорости, воздушная волна качнула малолитражку.
— Осторожнее! — сказал Морис. — Не время нарываться на неприятности.
Они воспользовались просветом и мягко влились в поток.
В темноте пустынного здания свет поднимающегося лифта отбрасывал на лестничные площадки и стены таинственные причудливые тени. На пятом этаже Жерсен резко распахнул решетчатые двери и вышел, опередив жену. Одной рукой он развязал галстук, другой рылся в кармане.
— Идиоты! — продолжил он начатый разговор. — Да за такую глупость судить надо.
Флоранс пожала плечами.
— С тобой невозможно разговаривать.
Он наконец нашел английский ключ и стал нащупывать замочную скважину.
— Черт подери эту минутку.[1] Ничего не разберешь.
— Дай мне ключ.
Она открыла дверь и зажгла свет в прихожей.
— Они получают свою революцию, — не унимался он. — Я их предупреждал.
Флоранс скинула туфли и по привычке посмотрелась в высокое зеркало, обрамленное живой зеленью.
— Я с тобой больше никуда не пойду, — сказала она, поправляя прическу. — Довольно. Ты во всем видишь политику. Жеро не имел в виду тебя. Он говорил в общем.
Жерсен сдернул галстук.
— Они могли бы не приглашать его. Коммуняка какой-то!
Она села и стала массировать ноги.
— Бедняжка. Тебе повсюду мерещатся коммунисты.
— О! Мне много чего о нем известно.
Он направился на кухню, и оттуда послышался звон бокалов и бутылок.
— Ты слишком много обо всех знаешь, — устало пробормотала она.
— Что? Ты, может, мне не веришь? — крикнул он из коридора. — Этот тип начинал в желтой газетенке в Сент-Этьенне.
Голос его приблизился, и он появился с бокалом в руке.
— Он специализировался на стариках. Клянусь, он их просто охмурял. В конце концов стал секретарем Лиги в защиту интересов людей преклонного возраста.
— Я тоже хочу выпить, — сказала Флоранс. — Мог бы и мне принести.
— Потом он начал издавать газету. И естественно, с волками жить…
Флоранс встала так резко, что опрокинула стул.
