ОМЭ - [3]

Это помогло Трусову выиграть время, достаточное для того, чтобы промчаться через пустырь между кладбищенской стеной и одним из проломов, существовавших в стене древней крепости, которая окружала старый Баку. Пролом давно превратился в сквозной переулок. Облепленный с обеих сторон лачугами, он соединял поселок близ кладбища с лабиринтом кривых и зловонных улочек внутри крепости, когда-то заключавшей в своих пределах весь город. Достаточно было очутиться на любой такой улочке — узкой, темной, заставленной домами-трущобами, где ютилась беднота, согнанная нуждой отовсюду, — чтобы стать неуловимым для полиции.

Кочегар достиг пролома-переулка в тот момент, когда позади неистово заверещали свистки: городовые опомнились, выглянули на пустырь и заметили перехитрившего их моряка. Только его. Остальных, кто сумел уйти за кладбищенскую стену, и среди них рулевого, успел увидеть, прежде чем те скрылись за углом в глубине пролома, лишь сам кочегар.

Вопя и свистя, полицейские ринулись через пустырь вдогонку за Трусовым.

— Сюда! Сюда! — раздался призывный девичий голос.

Трусов осмотрелся, никого не увидел, повернул за угол, с разбегу налетел на группу людей у калитки в глухой стене, узнал Губанова и Любасова...

— Вот он! — тяжело дыша, выдохнул обрадованный рулевой.

Незнакомый кочегару человек в брезентовой куртке отрывисто проговорил, будто распоряжаясь:

— Так мы поманим их за собой. Пусть гонятся... Уйдем!.. А вы втроем прячьтесь, и поскорее... Женя, впусти их!

Свистки, топот и вопли слышались ближе и ближе, зазвучали совсем рядом.

Губанов пропустил кочегара и рулевого в приоткрытую калитку, затворил ее, уперся плечом. Моряки прижались к стене внутри крохотного дворика и только тогда разглядели девушку, так счастливо укрывшую их. Маленького роста, на вид почти подросток, с длинной черной косой, переброшенной через плечо на грудь, плотно обтянутую прильнувшей, промокшей под дождем блузкой, она, помогая Губанову, бесшумно заложила калитку сплошным засовом и привалила к ней камень.

Вовремя. Топот, нараставший с каждым мгновением, оборвался. Кто-то, сквернословя и шумно отдуваясь, завозился у калитки, нажал снаружи, опять выругался, затарабанил:

— Откройте!..

Еще кто-то угодливо пробасил:

— Ваше благородие, не туда ломитесь. Глядите: вон побегли!..

В ответ послышалось на разные голоса, одинаково натужные, истошные, противные:

— Догоняй!.. Лови!.. Держи!.. Стой!..

Топот, свистки, вопли возобновились, но звучали с каждым мгновением глуше и глуше, пока не растворились в назойливом перестуке дождя по крыше домика во дворе.

— Теперь поищут... — Губанов озорно блеснул золотистыми зрачками. — Поводит их Иван Васильевич, пока языки не высунут... А нам помудрить надо, как выбраться в порт и не попасть в участок, или печенки отобьют... — Он признательно сказал рулевому и кочегару: — Спасибо, что выручили, ребята. Одному мне от них не ускользнуть бы. Как вас на кладбище занесло?

— Шли мимо, — объяснил рулевой. — Видим, кого-то без попа хоронят, а фараоны сбежались к воротам, как тараканы ночью на камбуз. Мы и пристроились в хвост.

— Не знали, а угадали в самый раз, — прибавил кочегар и поинтересовался: — Должно быть, хороший человек в землю лег, если ты, Федя, такую заупокойную отслужил по нему. Лучше всякого попа.

Губанов печально кивнул:

— Учителем моим был, еще до моря. Вместе на промысле работали: он инструментальщиком, я учеником у него. Не только меня учил, как на жизнь смотреть и своих прав добиваться... — Глухо вымолвил: — Потому и расправились с ним жандармы...

Гордо вскинул голову, повел взглядом по насупленным лицам моряков, чуть покраснел, заметив, с каким любопытством и восхищением смотрит на него маленькая девушка у калитки, уверенно произнес:

— Всех не убить, придет час расплаты, сбудется все, о чем говорил он. Нас больше. Сбудется!..

«...Так вот и познакомились мы с Федей в день похорон рабочего Тучкина, убитого полицией за революционную большевистскую деятельность, — сообщила в своем письме Евгения Дмитриевна Губанова. — Было тогда Феде восемнадцать лет, совсем молодой, а в партии состоял уже два года и проводил активную подпольную работу на промыслах, в порту, на пароходах. Товарищами и учителями его были Тучкин и Вацек... Про Ивана Васильевича Вацека вы, может, слышали: он после революции работал в Москве на ответственном посту и участвовал в съездах партии... Вацек постучал в калитку, — после похорон, когда убегали от городовых, — я открыла и впервые увидела Федю... Взглянула в глаза — и оторваться не могу. Хорошие они у него были, добрые к людям, ласковые, как и сам он... А в следующем, 1908 году мы поженились и прожили неполных двенадцать лет, до того случая, про который вы написали в газете... Все правильно, только прошу вас уточнить и прибавить еще факты...»

БУРЕЙ ПОЛНЫЕ ПАРУСА

...Облака бегут над морем.

Крепнет ветер, зыбь черней,

Будет буря: мы поспорим

И помужествуем с ней.

Н. М. Языков.

Теперь надо заглянуть в самую гущу событий грозного 1919 года, в разгар гражданской воины... Когда Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, возникшая из необъятных пространств бывшей Российской империи, изнемогала в боях и разрухе... Когда четырнадцать капиталистических государств послали свои войска в «крестовый поход» против большевиков... Когда интервенты и белогвардейцы захватили весь юг страны, кроме Астрахани, хозяйничали на всем севере от Архангельска до Мурманска, в Сибири и на Дальнем Востоке, в Средней Азии и на Кавказе, наступали на Петроград и Москву... Когда в городах республики почти не было хлеба и топлива... Когда ее заводы, фабрики, электростанции, а зачастую и транспорт стояли без угля и нефти... Когда Владимир Ильич Ленин послал шифрованную телеграмму Реввоенсовету Отдельной XI армии, оборонявшей осажденную Астрахань: «...нужда в нефти отчаянная. Все стремления направьте к быстрейшему получению нефти...»