Ольга - [32]

Она открыла глаза. Ее взгляд, немного поискав вокруг, нашел меня, и ее лицо осветилось такой любовью, такой радостью, что я не сдержал слез. Я не мог поверить, что ее глаза так сияют, потому что видят меня, что она так любит меня и так рада мне, что вообще кто-то так любит меня и так мне радуется.

– Ах, деточка, – сказала она, – ах, деточка.

Мы немного поговорили.

– Тебе больно?

– Нет, нигде не болит.

– За тобой тут хорошо ухаживают?

– Я рада, что ты здесь.

– Я рад, что я здесь.

– Тебе мама обо мне рассказала?

– Что случилось в ночь на воскресенье?

– Не все ли равно?

– Но ты ведь не хотела умереть такой смертью.

– Это неплохая смерть.

Потом ее глаза закрылись, и я снова держал ее за руку и все смотрел и смотрел на ее лицо. Она тоже плакала – на ее щеках блестели слезы.

Я просидел до врачебного обхода. Врач бросил взгляд на спящую Ольгу, кивнул мне, кивнул сестре и ушел. Сестра заменила опустевший флакон на стояке капельницы, спросила, давно ли спит Ольга, и посоветовала мне прийти позднее или вообще завтра. Раз Ольга не проснулась, когда пришел врач, значит она проснется не скоро.

Я пошел бродить по городу, переходил мосты, шел куда-то по одному берегу, возвращался по другому; когда кончились улицы, вышел в поля. Я сидел у канала, смотрел на воду и баржи. Потом меня потянуло в городской сад к памятнику Бисмарку. Памятник был огорожен, но никто не осматривал гравий или газон в поисках следов преступления, а бюст Бисмарка крепко стоял на своем высоком постаменте. Я с детства знал этот памятник – бюст из светлого песчаника, на цоколе из темного блестящего гранита; лысина и усы у него были совсем такие, как у моего деда. Но раньше я никогда не рассматривал памятник внимательно. Кажется, он и раньше стоял, слегка покосившись? Или я фантазирую? Он только теперь скособочился? Или он был таким и раньше?

В восемь часов я снова пришел в больницу. Ольга не просыпалась, я снова сел у кровати и взял ее руку. Иногда она приоткрывала глаза или чуть поворачивала голову. Иногда ее губы издавали какой-то звук, – казалось, она силится что-то произнести, но слова не складывались, и я их не понимал. Иногда ее рука вздрагивала в моей. Медленно убывала жидкость во флаконе. Медленно сгущались сумерки за окном.

В какой-то момент я задремал. Когда я проснулся, рука Ольги в моей была холодной. Я нашел дежурную сестру, с ней мы подошли к Ольгиной кровати. Да, Ольга умерла.

15

Ее похоронили на Горном кладбище. Меня разыскал репортер, задумавший написать об Ольге, стал расспрашивать о ее жизни. Я рассказал, что она любила Горное кладбище, и он упомянул об этом в своей статье; став жертвой террористического акта, Ольга сделалась важной персоной, так что по распоряжению бургомистра ее похоронили на Горном кладбище, где хоронили не всех.

До того я был здесь только на похоронах деда и бабушки, то есть при событиях, на которые собиралась целая толпа родных и друзей, тогда все обменивались воспоминаниями о стариках и говорили добрые слова об их жизни. На похоронах Ольги присутствовали вначале только мама и я, но потом пришла представительница бургомистра, принесла большой венок, затем появились уже знакомый мне репортер и некий господин, которого я не знал. Мы стояли в часовне и слушали викария, излагавшего нам то, что моя мать рассказала ему об Ольге, потом мы постояли над могилой, опустили в нее наш букет роз, и каждый бросил лопаточку земли.

По дороге к парковке тот незнакомый господин заговорил со мной:

– Я комиссар Велькер. Не уделите мне минутку? Я не хотел бы официально вызывать вас к себе. У меня всего один или два вопроса.

Мы остановились.

– В этом теракте много загадочного. Действие взрыва, характер телесных повреждений. Создается впечатление, что целью взрыва была покойная. Вам мой вопрос может показаться странным, а впрочем, он и нам кажется странным. Но все-таки. Известно ли вам что-либо о каких-нибудь опасных историях, в которых покойная могла быть замешана по своей воле или как-либо иначе?

Я не удержался от улыбки:

– Думаю, ей было бы приятно узнать, что полиция считает ее способной на какие-то опасные действия. Но это абсолютно исключено. Вы знаете, что она была глухой?

Кивнув, он спросил:

– Как вы думаете, что она делала в городском саду в ночь на воскресенье, между двумя и тремя часами?

– Я спросил ее об этом, но она не смогла или не захотела ответить. У нее уже не было сил разговаривать, а вопрос этот она не считала важным. Она любила гулять, может быть, в ту ночь у нее была бессонница. Она не говорила об этом, но думаю, когда ей не спалось, она выходила побродить по улицам. Она ничего не боялась.

Комиссар Велькер поблагодарил и ушел. Мама слышала наш разговор.

– Если бы у нее была такая привычка, она бы когда-нибудь о ней упомянула.

Я пожал плечами:

– Я тоже так думаю. Но что мы знаем?

Я всегда думал, что знаю Ольгу. Но ее ночное появление в городском саду – это была загадка, и объяснение я нашел далеко не лучшее: привычка бессонными ночами гулять по городу.

Я переночевал у родителей, утром надо было возвращаться в университетский город. Разборка имущества, ликвидация банковских счетов, страховок и подписок, дела с участием в различных союзах и обществах – заняться всем этим было моим долгом перед Ольгой, но на носу у меня был государственный экзамен, поэтому все это взяла на себя мама. Утром мы вместе с ней пришли в Ольгину квартиру и составили список вещей, которые мне хотелось бы взять на память: акварель с морским берегом, соснами и кораблем, книги, бумаги, украшения, которые мне нравились на Ольге. Мама обещала заняться вопросом о наследстве.