Окопов. Счастье на предъявителя - [96]
Прошло уже много времени, когда он позвонил по внутреннему телефону заместителю прокурора Гринько, обещавшего к нему выйти. Петр Устинович, которого в их компании звали просто Петя, а иногда ГПУ, также числился в его приятелях, с которым связывал не один котелок ухи на свежем воздухе и не один бильярдный шар, забитый в лузу. Петя всегда был предметом легких подтруниваний и безобидных шуток, впрочем, других по отношению к нему никто себе не позволял. Уж слишком высоким чином он обладал для большего.
Минут через сорок после звонка Гринько Петр Устинович стремительно ворвался в вестибюль, первым подал руку и с участливым видом осведомился, что случилось. Не дав и секунды на ответ, тут же попросил излагать побыстрее, так как времени в обрез. Ему еще готовить здравицу от прокуратуры к завтрашнему торжественному собранию, посвященному Дню Милиции. Ужимая до предела заранее заготовленную речь, Николай Анатольевич быстро, но все-таки доходчиво, поведал о своих злоключениях, начиная с прибытия из командировки, заканчивая поддельными документами в порту, из-за которых он лишился груза.
– Так, – подытожил Гринько, – избиение, грабеж, незаконное задержание, карцер, рейдерский захват компаний, магазинов, офисов и цеха, подделка документов в порту и все это провернуто с участием твоего юриста Захарко Юрия Арнольдовича. Все верно?
– Да, – ответил Николай Анатольевич и лучик надежды снова вспыхнул, среди мрачных мыслей.
– Ты пока погуляй с часик. Я дам задание помощнику, его фамилия Ляпунин. Потом придешь сюда и позвонишь по этому телефону. – Петр вырвал из блокнота лист и записал номер. – Он спустится к тебе и все объяснит. А сейчас извини, извини. Надо бежать!
Пожав на прощание руку, Гринько скрылся в недрах здания. Часы показывали без четверти час и Николай Анатольевич решил, что есть время для перекуса. Рядом с прокуратурой находился Центральный рынок, в котором было полно забегаловок, где можно недорого перекусить. Еще по рядам ходили лотошники с тележками. Они кормили обедами продавцов, которые не могли оставить свои места. Это Николай Анатольевич знал еще с тех пор, как много лет назад начинал здесь с торговли ширпотребом. Давно забытый вкус когда-то приевшихся щей с жесткими кусками мяса, пюрешка с котлетой, в которой мяса меньше половины, пирожок с ливером, чай. Одно достоинство в этом обеде. Его цена. Сорок пять рублей за все удовольствие. Еще и воспоминания. Последний раз он так обедал весной девяносто второго года вон в той палатке, где сейчас торгует обувью толстая женщина в пуховике. Много воды утекло. Ни одного знакомого лица. Контингент сменился полностью. Кто поднялся, как он, кто отошел от дел, а если кто и остался, то сами уже не торгуют, нанимают продавцов.
Немного понастольгировав на рынке, Николай Анатольевич ровно без пятнадцати два был опять в вестибюле прокуратуры. Позвонил Ляпунину. Ответили, что через десять минут спустятся. Как и следовало ожидать, к назначенному времени к нему никто не вышел. И спустя пятнадцать минут, и спустя полчаса. Почти в три в вестибюле появился молодой человек, очень высокий и очень худой с прыщавым лицом, сильно сутулящийся, передвигающийся странной походкой на полусогнутых ногах. Форменный синий китель болтался на нем, как на вешалке. В руках он держал папку.
– Вы, э-э-э…, Окопов? – спросил он, подойдя.
Николай Анатольевич кивнул.
– Э-э-э… Петр Устинович, как бы, э-э-э… просил разобраться с вашими, того…, вопросами.
Тон у него был не очень-то уверенный, к тому же заметно заикался. Николай Анатольевич как-то не проникся доверием к этому нелепому парню, уж слишком суетлив.
– Простите, как мне к вам обращаться?
– Ко мне?… Э-э-э… Константин Васильевич…, э-э-э…, меня зовут.
– Очень приятно, Константин Васильевич. Вы выяснили что-нибудь?
– Да. Я звонил в это… в э-э-э…, ОВД по поводу вашего задержания. Нарушений там это… не установлено.
– Хотите сказать, что сажать в карцер за то, что тебя же ограбили и избили, это законно?
– Э-э-э…, нет, не законно. Но…, э-э-э…, вас задержали по заявлению, э-э-э…, гражданки Исаковой, когда вы ворвались нетрезвым в, э-э-э…, в ее дом и устроили там, как бы, дебош из, э-э-э…, личных неприязненных, так сказать…, отношений.
– Это я устроил дебош!? Я пришел к себе домой! Меня там избили и ограбили, электрошокером тыкали! Потом еще коньяк в глотку влили! И я еще в этом виноват?!
– Э-э-э… ваши слова, так сказать…, ничем не подтверждаются.
– А фингал под глазом? А выбитый зуб?
– Это… Как его… Э-э-э… Кто может подтвердить, что…, э-э-э…, вас в доме, того… избили?
– Моя жена и теща!
– Э-э-э…, эти, типа того…, свидетели… на которых вы ссылаетесь, э-э-э… не подтверждают, как бы…, ваших слов. Э-э-э… Ваша бывшая… Эта… Как ее?… Жена, э-э-э…, гражданка Исакова утверждает, что вы… э-э-э сами того… Пришли уже с синяком… Она…, э-э-э…, написала на вас это…, типа, заявление. А ваша бывшая, э-э-э…, теща подтверждает это…, э-э-э…, о вашем дебоше в пьяном виде. А это… класс… классифицируется как… Как его…? Хулиганство. До пятнадцати, так сказать, суток ареста. Поэтому и это… ваше задержание на двое суток было, как бы…, законно.
Остросюжетный роман, описывающий яркую и трагическую судьбу уральской художницы. Не сумев отстоять своё чувство в юности, она пытается наверстать упущенное спустя десять лет и тем самым совершает ужасную ошибку, запуская цепь трагических событий, которые не только разрушают её жизнь, но и уносят жизни тех, кого она любила. Когда ты выбираешь между двумя мужчинами – сильными и нежными, будь осторожна. Под покровом нежности может спать Дракон. Если ты его приручишь – не вздумай его бросать. Проснувшись и разозлившись, он может ждать годами и копить внутри себя яростный огонь.
Каждый раз, когда на очередном ухабе безжалостная железяка, то ли забытая кем-то в багажнике старого драндулета, то ли специально оставленная с целью «чтобы жизнь медом не казалась», бесцеремонно впивалась Виктории прямо под ребра, та готова была поклясться кому угодно и на чём придётся, что если и на этот раз получится выпутаться из неприятностей, впредь – никаких журналистских расследований и чужих проблем! Своя рубашка, или если хотите – свои ребра, как говорится, ближе к собственной персоне. «Но каковы наглецы, – в следующий же момент сбивалась с пути праведного своевольная журналистская мысль, – слабую женщину прямо средь бела дня почитай в самом центре Москвы да в грязный вонючий багажник! И ладно бы еще в какой-нибудь «лексус» или «ренж ровер», где хоть лежать можно не в позе эмбриона и дышать не через раз, а то в добитые «жигули», которые того и гляди развалятся на очередной кочке.
«Прэтти вумен по-русски, или Лабиринт одной судьбы» Лидии Беттакки — это остросюжетный женский роман о неожиданных поворотах судьбы, взлетах и падениях, о внезапных потрясениях и счастливых случайностях. Света — обычная девушка, которой выпало жить в тяжелые 90-е. Из-за безысходности и болезни матери она решается на отчаянный шаг — становится девушкой легкого поведения. И кто бы мог подумать, что в хмурое время переворотов могут происходить чудеса? И что древнейшая профессия на земле подарит девушке мужчину ее мечты, солнечную Италию и простое женское счастье? Но с настоящей любовью приходят и новые серьезные испытания.
Маша хотела всего и сразу. Она с детства мечтала блистать на публике, грезила о роскошной жизни с богатым и знаменитым мужем. Ведь она молода и красива. Мужчины просто обязаны предоставить ей все это. Надо только познакомиться с какой-нибудь звездой, а там уж она приберет ее к рукам. И девушка начала действовать. Только первый опыт кончился… бедой. Спасая свою жизнь, Маша убила человека – известного продюсера и отъявленного мерзавца. И теперь вынуждена скрываться. Но при этом она не оставила попыток завоевать богатого и знаменитого.
Словно зачарованная, девушка провела кончиком указательного пальца по деревянной раме, обрамлявшей зеркало. На губах ее застыла мечтательная улыбка. Вдруг гладкая зеркальная поверхность пошла кругами, будто кто-то невидимый бросил камень в воду. В смятении Рэйчел хотела было отдернуть руку, но незримая сила крепко держала ее, не позволяя сдвинуться с места или отступить. С какой бы силой она ни тянула, рука не отрывалась от рамы. Первый испуг сменился паникой, которая подобно лавине захлестнула ее, когда, глядя на свое отражение в зеркале, она заметила, что оно постепенно бледнеет, уступая место чьей-то тени.