Окопов. Счастье на предъявителя - [97]
Николай Анатольевич даже не разозлился на эту кривую швабру в кителе на полусогнутых. Тот и не пытался разобраться с его делом, а лишь старательно излагал версию событий с точки зрения милиционеров, допустивших произвол.
– Так что же меня так рано выпустили? – с мрачной усмешкой спросил он. – Ведь мне следовало сидеть еще тринадцать суток.
– Э-э-э… Заявление… Того… Забрали.
– Стало быть, сжалились?
В этой ситуации сарказм был единственным аргументом Николая Анатольевича. Правда, это не могло никого пронять и служило лишь слабой поддержкой собственного достоинства.
– Э-э-э…, это их право.
– Огромное им за это спасибо! Но по вашей логике, если пятеро ограбили одного, то виноват ограбленный, потому что у грабителей свидетелей больше?
– Э-э-э…, нет. Они же… э-э-э, заявление…, того…, написали.
– Ну конечно! Кто последний заявление написал, тот и виноват. Так, что ли?
– Нет… э-э-э…, тогда разбираться надо, кто…, того…, в самом деле…
– Да что вы говорите!? Разбираться. И не поспоришь. Надо. Так чего ж меня виноватым сделали без разборок?
– Э-э-э…, я разбирался… Э-э-э…, нарушений, того…, не установлено.
– Разумеется. Ко Дню Милиции у милиции найти нарушения, наверное, западло. Ладно. С этим все ясно. А что по поводу рейдерского захвата имущества?
– Я, это…, э-э-э…, узнавал. Там недвижимое, так сказать, имущество ваше было, э-э-э… передано на основании…, как бы…, решения суда.
– Да ладно! Вот новость! Рейдерский захват на основания решения суда! Можно подумать, это делается как-то иначе?! Вы мне скажите, что за решение? Какого суда?
– Э-э-э…, Ленинградского районного. Вот э-э-э… – Ляпунин стал рыться в папке, достал листок и протянул его. – Э-э-э, здесь записано номер решения и…, так сказать…, дата.
– Кто в суд подавал то?
– Не… не знаю. Это… В реестре, там…, не указано. Вы можете…, того, зайти в суд и, как его, запросить, э-э-э…, дело.
– Да-а-а? Хоть за это спасибо! – сказал Николай Анатольевич, беря у Ляпунина листок бумаги. – А по поводу подделки документов в порту?
– Э-э-э… Я звонил в этот…, в порт. Там сказали, что, э-э-э… документы, так сказать, пятого числа, э-э-э…, приносили вы. Там, как его…, э-э-э…, паспорт смотрели, когда, это…, принимали.
– Я-а-а!? – изумился Николай Анатольевич. – Меня пятого ограбили и в ваш карцер заперли! Как я мог в порту быть?
– Вы, это…, что, в порту пятого, э-э-э…, как бы…, не были?
– Как бы, был. Я туда из аэропорта заезжал.
– Ну вот…, э-э-э…, видите. Вы того…, заезжали.
– Я заезжал, чтобы дату прибытия моих судов узнать, и паспорта при этом у меня не спрашивали.
– А в порту…, э-э-э…, сказали…, того, спрашивали и…, и… вы им это…, показывали когда…, того…, документы, э-э-э…, подавали.
Николай Анатольевич начал терять терпение.
– Да какие документы!? Я ничего туда не подвал! Я же говорил, меня ограбили! Украли в том числе и паспорт! Потом заперли в кутузке. Не допускаете ли вы, что пока я сидел, мой юрист Захарко мог с моим паспортом пойти в порт и подать заявление на изменение порта назначения?
– Вы…, э-э-э…, того…, так думаете?
– Это не я так думаю, это логика об этом вопит! – вскричал Николай Анатольевич.
– Э-э-э… тогда…, вам надо обратиться с заявлением в эту…, как ее…, э-э-э… транспортную прокуратуру. И…, и… еще, э-э-э… я вам посоветовал бы…, того…, взять хорошего…, так сказать, адвоката.
– Вот, блин, совет так совет! Просто советище! Особенно если учесть, что меня обчистили подчистую, и денег осталось только на то, чтобы адвокату задать единственный вопрос. Спросить, который час. Огромное спасибо за совет!
– Э-э-э… А, я…, того…, понял…, вы так шутите.
– Да какие тут шутки!? Кстати, глава районной администрации, Ляпунин Василий Константинович, случайно, не ваш родственник?
Молодой человек покраснел, еще более ссутулился и промычал что-то невнятное.
– Ладно, спасибо, что хоть сделали вид, что разбирались с моим делом! Передайте привет Гринько, а заодно и вашему папаше! – сказал Николай Анатольевич, кивнул на прощание головой и вышел из здания прокуратуры.
«И это косноязычное заикающееся создание, попавшее в прокуратуру по блату, быть может, скоро станет решать судьбы людей. Кого казнить, кого миловать, – думал Николай Анатольевич, двигаясь в сторону суда. – Вот же Петя, удружил. Вроде, всегда в доску свой. Если что, приходи в любое время! Пришел, называется. Единственный раз попросил помочь, так он подсунул мне юродивого, который ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Если хотел меня так отшить, то способ выбрал идеальный. Не надо смотреть в глаза, отказывая в помощи, а в случае чего, всегда можно сослаться на бестолкового помощника. Господи, что же здесь произошло в мое отсутствие?»
С такими мыслями Николай Анатольевич дошел до озера. Здание суда находилось с другой его стороны. По пути, чуть в стороне, был его дом. Ноги сами по привычке вынесли к нему. Никак не верилось, что его Светланка так легко поддалась газетной утке, и даже не попытавшись хоть как-то объясниться, до такой степени ожесточилась, что могла спокойно наблюдать за его избиением и откровенным грабежом. Но с другой стороны, заявление из милиции все-таки забрала. Значит, совесть заговорила. Значит, есть еще шанс объяснить ей, что ее неприязнь была основана на газетной лжи и, с известной долей вероятности, на кознях ее матушки, да дальнего родственника Юрия.
Остросюжетный роман, описывающий яркую и трагическую судьбу уральской художницы. Не сумев отстоять своё чувство в юности, она пытается наверстать упущенное спустя десять лет и тем самым совершает ужасную ошибку, запуская цепь трагических событий, которые не только разрушают её жизнь, но и уносят жизни тех, кого она любила. Когда ты выбираешь между двумя мужчинами – сильными и нежными, будь осторожна. Под покровом нежности может спать Дракон. Если ты его приручишь – не вздумай его бросать. Проснувшись и разозлившись, он может ждать годами и копить внутри себя яростный огонь.
Каждый раз, когда на очередном ухабе безжалостная железяка, то ли забытая кем-то в багажнике старого драндулета, то ли специально оставленная с целью «чтобы жизнь медом не казалась», бесцеремонно впивалась Виктории прямо под ребра, та готова была поклясться кому угодно и на чём придётся, что если и на этот раз получится выпутаться из неприятностей, впредь – никаких журналистских расследований и чужих проблем! Своя рубашка, или если хотите – свои ребра, как говорится, ближе к собственной персоне. «Но каковы наглецы, – в следующий же момент сбивалась с пути праведного своевольная журналистская мысль, – слабую женщину прямо средь бела дня почитай в самом центре Москвы да в грязный вонючий багажник! И ладно бы еще в какой-нибудь «лексус» или «ренж ровер», где хоть лежать можно не в позе эмбриона и дышать не через раз, а то в добитые «жигули», которые того и гляди развалятся на очередной кочке.
«Прэтти вумен по-русски, или Лабиринт одной судьбы» Лидии Беттакки — это остросюжетный женский роман о неожиданных поворотах судьбы, взлетах и падениях, о внезапных потрясениях и счастливых случайностях. Света — обычная девушка, которой выпало жить в тяжелые 90-е. Из-за безысходности и болезни матери она решается на отчаянный шаг — становится девушкой легкого поведения. И кто бы мог подумать, что в хмурое время переворотов могут происходить чудеса? И что древнейшая профессия на земле подарит девушке мужчину ее мечты, солнечную Италию и простое женское счастье? Но с настоящей любовью приходят и новые серьезные испытания.
Маша хотела всего и сразу. Она с детства мечтала блистать на публике, грезила о роскошной жизни с богатым и знаменитым мужем. Ведь она молода и красива. Мужчины просто обязаны предоставить ей все это. Надо только познакомиться с какой-нибудь звездой, а там уж она приберет ее к рукам. И девушка начала действовать. Только первый опыт кончился… бедой. Спасая свою жизнь, Маша убила человека – известного продюсера и отъявленного мерзавца. И теперь вынуждена скрываться. Но при этом она не оставила попыток завоевать богатого и знаменитого.
Словно зачарованная, девушка провела кончиком указательного пальца по деревянной раме, обрамлявшей зеркало. На губах ее застыла мечтательная улыбка. Вдруг гладкая зеркальная поверхность пошла кругами, будто кто-то невидимый бросил камень в воду. В смятении Рэйчел хотела было отдернуть руку, но незримая сила крепко держала ее, не позволяя сдвинуться с места или отступить. С какой бы силой она ни тянула, рука не отрывалась от рамы. Первый испуг сменился паникой, которая подобно лавине захлестнула ее, когда, глядя на свое отражение в зеркале, она заметила, что оно постепенно бледнеет, уступая место чьей-то тени.