Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [15]
Договор с дьяволом. Стирание со лба ведьмы священного елея. Гваццо
Во время разгара репрессий преследовались вовсе не те, кто был сведущ в приемах магии и колдовал. Жертвой мог стать любой: старуха и молодая девушка, мужчина и женщина, богатый и бедный, бургомистр и бродяга… Знахарки, ворожейки, повитухи, то есть женщины, владеющие некими эзотерическими знаниями и магическими практиками, составляют ничтожную часть обвиняемых (Шверхофф, 1996, с. 321). Они могли оказаться на костре, но так же как и любые другие жители данной местности. Вероятность резко возрастала, если только об их занятиях было широко известно всей округе.
Преследования ведовства как одной из самых страшных ересей имеют лишь косвенное отношение к колдовству, эзотерическим знаниям и культам.
Ведьмы заново крестятся во имя дьявола. Гваццо
Одно попутное замечание в связи с охотой на ведьм. Никакое провозглашение колдовства ересью и «вытравливание» его из культуры Нового времени не затрагивало его глубинных корней. Колдовство, магия, ведовство – это не только наличие в обществе некоторых социальных функций, закрепленных за определенной категорией людей, но прежде всего это особый образ мышления и логика понимания причинно-следственных связей. Для этой логики характерно неприятие случайности как объяснения тех или иных событий. То, что рациональное мышление считает сверхъестественным и потому оставляет за пределами познаваемой реальности, для магического миропонимания как раз является объектом познания (Юнг, 1994, с. 160–184). Магическому мышлению присуща убежденность, что за случайностью скрываются иные таинственные, но совершенно реальные мощные закономерности[5]. Это те самые силы, что правят миром и определяют порядок вещей. Эзотерические знания об этих тайных силах открываются лишь тем, кто удостаивается посвящения в маги.
Имена присягнувших дьяволу вычеркиваются из Книги Жизни и вписываются в Книгу Смерти. Гваццо
Подобное магическое миропонимание было частью ментальности того времени, и во времена охоты на ведьм оно продолжало процветать. Сплошь и рядом «пострадавшая» от ведьмы сторона упоминала в суде, что пыталась своими силами справиться с колдовскими чарами, то есть предпринимала аналогичные магические контрмеры (Роббинс, 1996, с. 417). Более того, большинство методов, которыми священники боролись против ведьминских чар – царапанье[6], использование амулетов, бичевание, – имеют свои прототипы среди древнейших магических приемов (см. об этом: Фрезер, 1980).
И инквизиторы и их жертвы, рассматривая причинно-следственные связи между событиями, прибегали к магическим по сути своей объяснениям, в частности к вмешательству потусторонних сил и козням дьявола. К.В. Томас пишет о «субъективной реальности» ведовства, в которой пребывали все люди, в том числе и наиболее просвещенные умы той эпохи (Томас, 1982, с. 97). Это-то как раз и заставляло верить в существование ведьм, в порчу и в необходимость преследований. Христианство переосмыслило дохристианские магические представления о тайных силах в категориях «божественного» и «демонического»[7], принципы же взаимодействия этих начал оставались теми же. Так что борьба с еретическим колдовством никак не подрывала корней древней магии.
Тогда кого же и за что обвиняли в ведовстве?
Подписание договора с дьяволом. Гваццо
Во времена всеобщей демономании ведьму стали привлекать к суду даже не за тот вред, который она приносит, но только за одно ее послушание дьяволу, который избрал ее своим орудием. Эссексский проповедник Дж. Гиффорд в конце XVI века писал: «По слову Божьему, ведьма должна умереть не за то, что она убивает людей – она не может этого сделать, если только она не из ведьм, убивающих ядами, которые они получают от дьявола или делают по его наущению; но уже за то, что она общается с дьяволами» (Роббинс, 1996, с. 139).
Обвиняемые, как это было сказано выше, отнюдь не обязательно должны были быть колдунами/ведьмами или «людьми знания». В разгар репрессий в них вовлекались самые разные слои общества и возрастные группы, к ответу привлекались не только женщины, но и лица мужского пола, а также богатые, знатные, почтенные, нищие и обедневшие, молодые и старые, красивые и уродливые. Портреты «типичных ведьм», которые не раз выводились в локальных исследованиях, обычно характерны только для определенной местности. Эти портреты разнообразны и противоречивы, среди них и пожилые овдовевшие женщины, ведущие уединенный образ жизни, и нонконформистки, известные своим сварливым норовом, и бедные презираемые всеми существа, не имеющие средств для жизни. «Устранение докучливых маргиналов с помощью обвинения в ведовстве – схема убедительная…», (Шверхофф, 1996, с. 322) но и это обобщение не обходится без своих «но».
Была сделана попытка реконструировать девиантное поведение обвиняемых. Р. Вальц, проанализировав материалы деревенских судов, пришел к неожиданному заключению – те, кто был обвинен в колдовстве, не отличались ранее какими-либо выраженными особенностями поведения, а те, кто постоянно привлекался к суду за всяческие нарушения порядка, не обвинялись в колдовстве (Р. Вальц)
Игра – неизменный спутник истории жизни человека и истории человечества. Одни игры сменяются другими, но человек не прекращает играть, развеивая любые рациональные объяснения игр. Глядя на игры в историко-культурной перспективе, начинаешь понимать, что это никак не досужая прихоть в часы отдыха, а неотъемлемая часть социокультурной системы.В чем же значение игры для человека? Какой механизм развития культуры стоит за многообразием игровых миров? Каковы основные механизмы конструирования игровой реальности?Круг этих вопросов очерчивает основные исследовательские интересы автора.Автор обращается к самому широкому кругу игр: от архаичных игрищ, игр-гаданий и состязаний до новомодных компьютерных игр.
Несмотря на то, что во все века о детях заботились, кормили, лечили, воспитывали в них добродетели и учили грамоте, гуманитарные науки долгое время мало интересовались детьми и детством. Самые различные общества в различные исторические эпохи по большей части видели в ребёнке прежде всего «исходный материал» и активно «лепили» из него будущего взрослого. Особенности маленького человека, его отношений с миром, детство как самоценный этап в жизни человека, а уж тем более детство как особая сфера социокультурного пространства — всё это попросту не замечалось. Представленное собрание очерков никак не претендует на последовательное изложение антропологии детства.
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.