Ограниченная война: военно-дипломатическая история сражения у реки Халхин-Гол - [29]

. В марте 1936 г. Молотов, заместители наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков и Н.Н. Крестинский один за другим выступили с заявлениями по поводу монгольских вопросов. 15 марта в своем интервью одной французской газете Крестинский заявил: «Новые условия, сложившиеся после совместного заявления Сталина и Говарда, заставили задуматься военные власти Японии»[185]. 19 марта Молотов дал интервью французской газете «Тан», и тогда же он отметил, что заметны тенденции улучшения советско-японских отношений, подчеркнув, что нет «новых» признаков того, что Япония пытается вести агрессивную политику против МНР[186]. 12 марта 1936 г. в Улан-Баторе Председатель Малого Хурала А. Амар, премьер-министр и министр иностранных дел Гэндэн и полномочный представитель СССР в МНР В.Х. Таиров подписали Протокол о взаимной помощи. Протокол состоял из четырех частей, и основная идея заключалась в том, что, если третья сторона нападет на территорию одной из сторон или будет ей угрожать, стороны обсудят сложившиеся условия и предпримут соответствующие меры; окажут друг другу военную помощь; после чего выведут свои военные части, расположенные на территории другой стороны, как в 1925 г. СССР вывел свои войска; протокол будет действителен в течение десяти лет[187]. На следующий день после того, как протокол был подписан, Гэндэн был освобожден от всех занимаемых должностей.

В.Х. Таиров

28 марта НКИД выслал Юреневу в Токио копию вышеупомянутого протокола, приложив к нему некоторые инструкции: «Заключение этого соглашения является развитием наших прежних отношений с Монголией с 1921 г. и соответствует тем разговорам, которые т. Богомолов имел в Нанкине и Шанхае с наиболее видными китайскими государственными деятелями об отношении СССР и Китая к японской агрессии, в частности к агрессии в отношении Монголии. Улан-Баторский протокол является новым звеном в той цепи последовательных действий, которыми мы обуздываем японскую агрессию против МНР. Теперь Япония уже, конечно, не сомневается в том, что завоевание ею Монголии привело бы к войне с Советским Союзом. Это доказывается той исключительной умеренностью, которую Япония и даже сам Квантунский штаб проявляют за последние недели и месяцы к вопросам маньчжуро-монгольских отношений. Я, конечно, этим не хочу сказать, что не будет дальнейших столкновений на границе. Таковые, конечно, все еще возможны. Однако серьезных действий Японии против Монголии, я думаю, теперь можно ожидать уже только тогда, когда Япония примет окончательное решение о войне с нами»[188].

7 апреля 1936 г. газета «Известия» опубликовала огромную статью «О Советско-Монгольском договоре», напечатав информацию о подписании протокола о взаимной помощи, и только после этого общественность узнала о данном документе. Для советской стороны данный протокол имел следующее значение: «Укрепляя безопасность южных границ СССР и северных границ Китая, Протокол от 12 марта 1936 г. создавал особо важные предпосылки для обеспечения безопасности Северо-Западного Китая и важнейших коммуникаций, проходивших через провинции Синьцзян и Ганьсу»[189]. После того как протокол был подписан и до 1939 г. ситуация на восточной границе Монголии оставалась относительно спокойной.

Опасаясь, что правительство Гоминьдана начнет протестовать против данного протокола, и пытаясь предотвратить это, Таиров по заданию Москвы предложил составить дополнение, согласно которому МНР и СССР признают Советско-китайское соглашение от 1924 г., и сделать извещение об этом, но премьер-министр Амар не согласился с ним: «Соглашение от 1924 г. является только советско-китайским вопросом, и статьи соглашения, касающиеся Монголии, — это дело только вышеупомянутых сторон. Правительство МНР неоднократно извещало правительство СССР, что не признает данное соглашение, и продолжает придерживаться данной линии и сегодня»[190]. Советской стороне неудобно было оказывать давление на нового премьер-министра, лишь недавно приступившего к своим должностным обязанностям, поэтому эта тема была отставлена. Центральный комитет Гоминьдана призвал китайский народ опротестовать вышеупомянутый протокол. Правительство Чан Кайши сделало заявление против правительства СССР, а китайские СМИ сравнивали этот документ с японской агрессией в Маньчжурии и Северном Китае[191].

По указке Японии правительство Маньчжоу-Го также выразило протест, в котором говорилось, что СССР пытается растворить в себе Внешнюю Монголию, а Маньчжоу-Го, имеющее с Монголией кровнородственные связи, имеет право наладить с ней отношения[192]. Японский генерал К. Мацумуро выступил с заявлением в Пекине: «Протокол о взаимопомощи между Внешней Монголией и СССР делает еще более значимым японо-китайское сотрудничество для спасения Востока от превосходства большевистского влияния»[193].

Правительство Китая два раза вручало советской стороне ноты с протестом против советско-монгольского протокола. Литвинов отвечал китайской стороне: «Подписывая данное соглашение о взаимопомощи, СССР подтверждает, что не будет никаких изменений в сегодняшних официальных отношениях между СССР и Китаем или между СССР и МНР… Советско-Китайское соглашение, подписанное в 1924 г. в Пекине, не аннулировано и по-прежнему является действительным… и останется в силе в будущем… Протокол не направлен против какой-либо страны и будет действителен только в том случае, если СССР или МНР подвергнутся внешней агрессии и придется защищать свою территорию. Советско-монгольское соглашение не противоречит Пекинскому договору, одинаково соответствует интересам монгольского и китайского народов»