Ограниченная война: военно-дипломатическая история сражения у реки Халхин-Гол - [11]

. Хотя непонятно, положение какой Монголии: Внутренней, или Внешней, или обеих вместе — Араки называл «двусмысленным»; его слова о том, что «Монголия должна превратиться в Восточную Монголию» и «нельзя оставлять ее другим странам», можно понять так: он подразумевал, что необходимо вывести Монголию из-под влияния СССР. 6 июля 1935 г. министр иностранных дел Японии Хирота принял советского представителя Юренева. Когда тот отметил, что «СССР поддерживает с Монголией дружественные отношения», Хирота взволнованно спросил: что значит «дружественные отношения»? По поводу претензий о нарушении монгольской границы Хирота уточнил, задает ли он этот вопрос по поручению правительства Монголии? И если это так, то он рекомендовал бы выдвигать подобные претензии напрямую правительству Маньчжоу-Го, ведь нет никаких оснований обращаться к японской стороне. Под предлогом того, что Маньчжоу-Го — независимое государство, Хирота отказался принимать заявление Юренева во время этой встречи, отметив, что непонятно, на каком основании он обсуждает монгольский вопрос с японской стороной[71].

Сейширо Итагаки

Япония также предприняла некоторые дипломатические усилия, чтобы «открыть» МНР и оказать ей всяческое содействие в установлении отношений с другими, кроме СССР, странами и в обмене представителями. В 1936 г. начальник штаба Квантунской армии генерал С. Итагаки, обсуждая вопросы Внешней Монголии с послом Японии в Китае Аритой, отметил: «Внешняя Монголия является таинственной территорией. Царская Россия протянула свою чертову руку и сделала ее своим протекторатом. После революции большевистская Россия продолжила ее политику и установила свое влияние. Если смотреть на карту Восточной Азии, значение Внешней Монголии для Японии и Маньчжоу-го заключается в том, что она является крылом, защищающим Сибирскую железную дорогу и соединяющим европейскую часть СССР с ее Дальним Востоком. Если Внешняя Монголия присоединится к Японии и Маньчжоу-го, советский Дальний Восток окажется под угрозой, и тогда можно будет аннулировать влияние СССР на Дальнем Востоке без войны. Поэтому армия должна применить все методы, которые есть в ее распоряжении, для распространения влияния Японии и Маньчжоу-го во Внешней Монголии, и первый шаг будет заключаться в том, чтобы вне зависимости от политики СССР признать суверенитет Внешней Монголии и установить между ней и Маньчжоу-го стабильные, полноценные дипломатические отношения. После этого они, объединив свои усилия, должны пояснить западной части Внутренней Монголии необходимость национального единства с Внешней Монголией»[72].

После того как СССР и МНР подписали протокол о взаимопомощи, позиции Квантунской армии в отношении Монгол-Го изменились. С конца апреля 1936 г. Квантунская армия продолжала поддерживать движение Дэ-вана, а попытки объединения с Внешней Монголией сводились лишь к таким сравнительно мирным средствам, как снижение численности ее населения, экономическое ослабление и призывы к гражданам эмигрировать во Внутреннюю Монголию[73]. В 1937 г. Латтимор писал, что попытки основать Монгол-Го, включающее в себя МНР, являются тщетными. Поясняя свою позицию, он писал: «Считается, что можно основать независимое государство Монгол-го путем объединения Внутренней Монголии в Маньчжурии с Внутренней Монголией в Китае и что это государство будет соседом Маньчжоу-го. Править страной будут аристократы, верные Японии. При этом Монгол-го должно стать плацдармом для распространения “панмонголизма”, конечной целью которого является объединение Внешней Монголии. Князья настроены против социальной революции во Внешней Монголии и готовы возглавить любое националистическое движение, направленное против нее. 1931–1933 годы и даже 1934 год были периодом практической политики, когда князья, доверявшие пропаганде Японии, поверили, что грядут великие события. Когда во Внешней Монголии развернулось движение против коллективизации, они признали свои ошибки и предприняли меры по их исправлению. Руководители Внутренней Монголии твердили, что если Япония предоставит им оружие, то они легко смогут завоевать Внешнюю Монголию, вооружая простой народ, чтобы один солдат имел десять ружей. При этом они подчеркивают, что в этом походе не должны принимать участия японские солдаты»[74].

Князья Внутренней Монголии часто бывали в Японии, направляли туда на обучение студентов, способствовали установлению отношений между гражданами. По сравнению с этим у Японии не было никаких отношений с МНР, поэтому не было возможности повлиять на ситуацию. Несколько десятков тысяч граждан эмигрировали из западных и южных аймаков МНР, в 1930-х годах не прекращались побеги не только среди гражданских, но и среди военнослужащих из Внешней Монголии во Внутреннюю. После распада Народно-революционной партии Внутренней Монголии и установления во внешней торговле монополии государства отношения между МНР и Внутренней Монголией прервались. У МНР была собственная Конституция и политическая партия, поэтому в политическом плане она была более высокоразвитой, чем Внутренняя Монголия. МНР поддерживала отношения только с СССР, ее руководители не поддерживали отношений ни с какими иностранцами, кроме советских инструкторов, поэтому любые попытки связать между собой Монгол-Го и МНР были невозможны.