Офицерский крест - [78]

А Гаевскому невероятно хотелось в Москву. И он уже как солдат-дембель стал отмечать на засиженном мухами стенном календарике дни до конца командировки.

* * *

И за весь тот невезучий полигонный месяц Наталья ни разу не позвонила Гаевскому и не прислала SMS. Артем Павлович, конечно, знал, что спецы по радиоэлектронной борьбе (их называли «рэбовцами») на время испытаний ракеты накрывают полигон специальным «зонтом», который намертво глушит тут телефонные разговоры.

И лишь где-то между полуночью (если не было пусков) и шестью утра «зонт» убирали, – Людмила давно знала это и потому позванивала ближе к часу ночи, а то и после. А в конце тех коротких и пресных разговоров напористо уточняла, – когда именно Гаевский вернется в Москву.

Вот это его и стало несколько настораживать Артема Павловича. Но он давно ненавидел в себе мнительность и потому гнал прочь унижающие его подозрения. Но среди ночи Людмила опять закончила их короткий телефонный разговор теми же словами: «Так ты точно лишь в следующую пятницу вернешься? Точно?».

И тут снова Гаевскому показалось, что это ее уточнение шло, кажется, не от того, что она скучала без него, а от чего-то другого. Тут в воображении Артема Павловича и раз, и другой мелькнуло изможденное лицо ревнивой Анны Тормасовой, и он будто слышал ее слова: «Больше, больше бдительности, господин полковник! У такой красивой женщины, как ваша Людмила, не может быть простоя! Женская красота без секса увядает, как цветок, который не поливают».

И она при этом двусмысленно и нервно хихикала.

* * *

Гаевский упорно продолжал звонить Наталье по мобильнику, но она не отвечала. Вызов постоянно сбрасывался. Это ее загадочное молчание изводило его душу тягучей и хмурой тревогой. Несколько раз он звонил на квартиру Натальи:

– Таких тут нет! Я же говорил вам, етит твою мать, что таких тута нету! – отвечал ему сиплый мужской бас.

Артем Павлович поначалу подумал, что, возможно, он перепутал что-то в телефонном номере, но нет же, – все было верно до последней цифры.

А та новость, которую он узнал от майора Дымова, возвратившись в Москву, будто кипятком ошпарила его с головы до ног – Наталья еще три недели назад уволилась из института.

Гаевский тут же позвонил Юльке Чердынцевой и пригласил ее в бар во время обеда, – надо же было узнать, что произошло?

Юлька разговаривала с ним по телефону холодно, даже враждебно. Артем Павлович еле уломал ее на встречу в баре. Он пришел туда заранее и сел в углу за столик под клеенчатыми ушами фикусов. Юлька поздоровалась с ним ледяным голосом и отказалась от кофе.

Он тут же засыпал ее вопросами:

– Что с ней? Где она? Что случилось?

– Как будто ты не понимаешь! – злой словесной очередью ответила Юлька, не глядя ему в глаза, – или прикидываешься дурачком… Давай без обиняков, Гаевский. Натка в тебя влюбилась до безумия. Она заболела тобой. Я уж, поверь, хорошо знаю это! У нее была надежда! А ты? Сколько? Да скоро уже два года, как ты трахал Наталью безо всякой надежды для неё! И безо всяких перспектив. А ты знаешь, что значит для бабы, которой уже под сорок, и которая еще не рожала, трахаться с мужиком безо всяких перспектив? А ты здесь всякие непонятки изображаешь (тут она сделала уродливую гримасу на лице и взяла еще более злой тон) – «что, что, что случилось»… А вот то и случилось, что ты Наташке жизнь сломал!.. Ты всласть наслаждался ею и в своем кабинете, и в Мамонтовке, но ни разу в любви ей не признался! Ни ра-зу! Ты и словом ей не намекнул о вашем будущем…

– Но почему она все это сама мне не сказала? – растерянно и тихо спросил Гаевский.

Чердынцева все так же презрительно сверлила его свирепым взглядом:

– Она что?.. Она должна была вымаливать у тебя признание в любви? Она должна была требовать от тебя развода с женой? Или спрашивать: «Когда же ты женишься на мне?..». Да ты совсем не знаешь Наташку! Ты, Гаевский, в своих программах и ракетах, может быть, и разбираешься… Но в бабьей душе – ни хрена не смыслишь! Я тоже, дура, верила в то, что у тебя с ней настоящая любовь… И она верила… Она даже про ребенка от тебя мечтала… А ты оказался банальным самцом… Тьфу!

– Юля, где она? Как с ней можно поговорить?

– Я знаю, Гаевский, где она, но никогда, ни-ког-да не скажу тебе этого, если даже ты будешь приставлять раскаленный утюг к моей голой жопе! И номер ее нового мобильника не скажу! Все, все, все! Для тебя Наташки Абрикосовой больше не су-щест-ву-ет. И для меня тебя больше нет.

Юлька резко встала из-за стола и стремительно ушла из бара, заманчиво виляя своей дородной попой, туго схваченной джинсами.

Гаевский продолжал сидеть за барным столиком, механически глотая холодный кофе, вкус которого не чувствовал.

– К вам присесть можно, тааарищ палковник? – услышал он сбоку мяукающий женский голос и поднял глаза. Перед ним с чашкой парующего кофе в руке стояла грациозная, чем-то похожая на Марину Влади, блондинка в красном платье.

– Да-да-да, конечно, – отрешенно сказал он.

Блондинка опустила чашку на стол, села напротив, посмотрела на Гаевского шаловливыми глазами и сказала заманивающим тоном:

– Позвольте познакомиться, меня Элиной зовут.