Однажды в Париже - [47]
Уже при входе в квартиру чувствовался запах ванили: Мириам везде зажгла ароматические свечи. Кастор открыл дверь, значит, и Поллукс где-то неподалеку. Все писательницы и хозяйки домов, связанные с литературными кругами, все время нанимали на званые обеды одних и тех же метрдотелей. У Кристин Орбан, у Франсуазы Галлимар, у Гвини Шабрие обязательно попадаешь на них. Можно подумать, они разбили свою палатку на перекрестке центральных аллей Салона книги. Но даже не надейтесь на то, что они вас узнают: едва взяв ваше пальто, они отводят взгляд, опускают ресницы и не смотрят на ваш спектакль. Они сами его перед собой разыгрывают, это невероятно.
Я пришел последним. И сразу же увидел, что меня ждут мучения. Здесь уже присутствовали два гвоздя с моего креста: Армелль Делатур и Юбер Дантом. Она — актриса и романистка, сочетание все более и более распространенное и все более неприятное. Если она умеет писать, то я не умею читать. Он — театральный режиссер и директор театра в пригороде Парижа в Стенсе, ненасытный хищник, всегда готовый давать уроки морали. В отношении продажности он мог бы обратиться за опытом к Армелль: однажды она проделала трюк, о котором до сих пор говорят в «Сенсациях», а мы там всякого навидались. К нашему большому удивлению, она сразу без уговоров согласилась сняться со своим ребенком для обложки журнала: обычно для этого нужны часы разговоров с ее агентом, а тут — ничего такого. Потом мы все поняли: красивое кольцо украшало указательный палец той ее руки, которой она поддерживала головку своей маленькой дочки. Эта была последняя модель дизайнера ювелирных изделий Луизы Гранден, созданная для «Живанши», и Армелль потребовала, чтобы это было указано в подписи к фотографии. Она одним махом убивала двух зайцев, точнее сказать, одним камнем. Если отвлечься от этого, то она очаровательна и любезна. Полная противоположность Юберу.
Этот тип все пятнадцать лет, что мне приходится с ним встречаться, просто действует мне на нервы. Он считает себя интеллектуалом, потому что смотрит телеканал «Культура», образованным человеком, потому что часто вставляет в свою речь цитаты, и видит себя буквально крестоносцем творчества, когда ставит пьесы Мольера, Шекспира и Чехова. Не говорите ему о Министерстве культуры, его основном спонсоре. Он воздвиг стену между учреждением и собой — с проделанным в ней окошком для получения денег, уверяю вас. Достаточно хоть на минуту взглянуть на Юбера, чтобы понять: он хватает все, что попадает ему под руку, — и поверьте, левой рукой он берет так же хорошо, как и правой. Даже сидя, он дышит, как кит, огромный и подобравший живот, чтобы переварить ягненка. У Мириам он ничем не рисковал, здесь были: актриса, которая мечтает сыграть в интеллектуальной пьесе; пресс-атташе, промаринованная в соусе «Нувель Ревю Франсэз»; какой-то паренек с обесцвеченными волосами, который пришел вслед за юбками Делатур, и знаменитая супружеская чета Сен-Сир, король рекламы и его жена, ведущая передачи о классической музыке на телеканале «Франс-2». Когда я вошел, Юбер читал лекцию. Сюжет: пригороды.
Они полыхали. Он, правда, не думал, что первый сообщает нам эту новость. Но его театр не тронули. Хотите знать мое мнение: ни один подросток из Стенса и ногой не ступал в этот хоспис для стариков-гошистов, эрудитов, ничтожеств и пустомель, которые надеются оторвать подростков от американских сериалов, ставя шекспировского «Короля Лира», «Скупого» Мольера и «Мадемуазель Жюли» Стриндберга. Когда им говорят слово «театр», молодые думают о балете на льду «Холидей он Айс» или об актере Робере Оссейне. Успокойтесь, анализ Юбера был панорамным. Там, где поджигали тысячи машин за ночь, он видел настоящий «резервуар энергии». Не буду вам полностью пересказывать его катехизис, достаточно назвать ключевые слова: «восстановить связи», «придать смысл», «поливать сад», «определить идентичность»… Чистое пустомельство со словами «уважение» и «достоинство» в качестве припева. Его театр не сгорел, потому что поджигать его не стоило и труда, но не думайте, что я стал ему это говорить. Я сохраняю некоторое чувство гигиены в светском общении. Нарушение прессой законов о свободе слова всегда маячит на горизонте, и я держал бы свои замечания диссидента при себе, если бы Юбер сам не обратился ко мне. В своей манере, как Фальстаф, хлопая себя руками по ляжкам, он заявил:
