Однажды в Париже - [45]

Ладно, опустим подробности. Я побила все свои собственные рекорды, что касается вульгарности. Я буквально изрыгала из себя ругательства. Брюс? Очень спокойный, он просто спросил себя вслух, как он мог влюбиться в такую мужеподобную бабу, и заключил:

— Смотрю на тебя и вижу, что у тебя вообще нет ничего женского.

Это точно. Если он хотел, чтобы я ему готовила, чтобы я хныкала и облизывала его… Да пошел он!.. Разъяренная до бешенства, я устремилась в ванную, чтобы умыть лицо холодной водой, а Брюс — вот так неожиданность — решил, что я бросаюсь на него. Чтобы спрятаться за дверью, он толкнул ее на меня. Я знаю, у него не было ни малейшего дурного намерения, но я ударилась об дверь со всей силы. Я думала, что потеряю сознание. Ошибка: меня просто оглушило. Как только я пришла в себя, то — понимая, что могу выглядеть смешно, — подошла к дивану и схватила свою сумку. Я была в «Бристоле», а не у Стены плача. Пойду проливать слезы к себе домой, чтобы успокоить нервы. Вот только я сильно хлопнула дверью. Это важная деталь, потому что соседи, которых побеспокоила моя истерическая выходка, хорошо слышали короткий резкий звук и впоследствии вспомнили это.

Но все это было по-прежнему в «Бристоле». Коридоры там длинные, как взлетно-посадочная полоса. А сумка, полная книг, была чертовски тяжелой. И я была на пределе, да еще эти неустойчивые, слишком высокие каблуки, и вместо того, чтобы воспользоваться лифтом, я решила спускаться по лестнице, и тут упала и разбила себе лицо. Падение вроде бы несмертельное, но ужасное: мне показалось, что у меня вырывают левую руку. Я тут же поняла, что она сломана. На подкашивающихся ногах я добралась до ресепшн, где ночной портье решил, что я сейчас преставлюсь перед ним на ковре. По его словам, у меня был затерроризированный вид. Портье усадил меня в кресло, дал мне стакан холодной воды, а через пару минут посадил меня в такси. Направление: больница. Больше не спрашивайте меня о подробностях. Я все забыла. Только моей дорожной сумки у меня больше не было. Они доставили мне ее домой на следующий вечер. Еще полезное уточнение: в «Бристоле» утверждают, что сумку взяли в апартаментах Брюса. Ясно, я вышла с пустыми руками, как бедная жертва, которую насильственно прогнали из пещеры людоеда. Но тут я уже забегаю вперед. Потому что я не ограничилась лаем, после этого я стала кусаться.

Поверьте, заранее у меня не было никакой задней мысли. Я приехала в госпиталь «Ларибуазьер» с мыслями чистыми, как пустая страница. Никогда в жизни не была я такой усталой. Если бы не боль, я заснула бы стоя, как старая кобылица. Чтобы я не упала без чувств прямо ей на руки, дежурная медсестра положила меня на кровать-каталку в центре огромного помещения, разделенного занавесками на отгороженные участки. Сколько времени там прошло? Не помню. Мне представляется, что все прошло очень быстро. Все на той же кровати на колесиках я оказалась в рентген-кабинете у старой дамы, с которой мне очень повезло. В среду, в три часа ночи, там было полнейшее спокойствие. Если бы я попала туда в субботу, мне пришлось бы дожидаться часами.

— Сегодня вечером это не городская медицина, а какое-то поле битвы. Мы зашиваем всю ночь, сломанные руки подождут…

Женщина не умолкала. Прямо какой-то кран, который течет. Бесполезно говорить, что я ей не отвечала. В конце концов, это стало ее раздражать. Она обхватила мое лицо руками:

— Мадам, вот уже в третий раз я задаю вам вопрос: должна ли я делать вам сканирование? Получали ли вы сильные удары в голову?

Что там рассказывала эта старая дева? Откуда, как она думает, я к ней попала? Я что, Золушка, получающая оплеухи? Я сказала ей измученным голосом, что упала с лестницы. На руку. И больше ничего. Меня никогда не били по лицу. Не поверите, но в больнице «Ларибуазьер» тоже вытягивали из вас правду обходными путями.

— Вы все говорите одно и то же. — Старая дама в белом халате несколько раз кивнула. — Падая на руку, нельзя получить синяк у себя под глазом. Посмотритесь в зеркало. У вас вид леопарда, в пятнах. Кто-то вам дал кулаком прямо в лицо. И поверьте мне, у меня есть опыт в таких вещах. Если вы не подадите жалобы, он снова это сделает.

Сцена в ванной. Я уже и забыла о ней. Не вдаваясь в подробности, я пробормотала, что ударилась о дверь в ванной. Не отдавая себе в том отчета, ничего не имея в виду заранее, я вытащила выигрышный лотерейный билет из барабана. Дверь убедила эту бедную опытную даму в моем благородстве.

— Мне вас жаль, мадам, — вздохнула она. — Вас колотят, а вы притворяетесь, что наткнулись на стену… Ну что же, если у вас не болит голова, я вас направлю к дежурному врачу-интерну с вашей рукой. Дальше посмотрим, нужно ли сканирование…

Это было все, чего я ждала от этой подруги. Только вот она любила разыгрывать из себя добрую самаритянку. Она сразу же пошла вслед за врачом-интерном, который вез мою кровать-каталку, и, когда врач вошел в гипсовую, приблизилась к нему вплотную и начала долго рассказывать ему что-то шепотом. Под ее доброжелательным видом бабушки, сдающей кресла напрокат в городском саду, скрывался дурной исповедник, повторяющий секреты, ставшие ему известными во время исповеди. Когда Амбруаз Паре