Одиссея 1860 года - [7]

— Да, вашего брата, принцесса.

— Ах, право, аббат, — с улыбкой произнесла принцесса, — вам сегодня не повезло, и я советую вам открыто признать себя побежденным.

Аббат Кокро признал себя побежденным, протянул мне руку в знак примирения, и с этого дня мы из врагов, которыми нам суждено было быть вначале, сделались наилучшими друзьями.

Вот почему я вполне естественно подумал об аббате Кокро, решив поменять национальную принадлежность своего судна.

Аббат Кокро, с которым мы виделись раз в два-три года, да и то случайно, встретил меня так, как если бы мы расстались накануне.

Я изложил ему причину моего визита.

— Нет ничего проще, — сказал он мне, — я отправлю курьера к начальнику таможенного ведомства.

— Мне прийти снова завтра или послезавтра?

— Нет-нет, садитесь; мы подождем ответа, занявшись беседой.

Я уже говорил, что аббат Кокро — очаровательный собеседник, и потому мне не показалось, что ожидание ответа затянулось.

Однако ответ оказался совсем не таким, как мы надеялись. И действительно, во время Крымской войны, с целью создать благоприятные условия для морских перевозок с помощью иностранных судов, разрешили переход этих судов под французский флаг; однако за неделю перед тем был издан указ, положивший конец этой возможности.

Так что от замысла перевести «Монте-Кристо» под французский флаг пришлось отказаться.

И тут в голову мне пришла мысль, которой я тотчас поделился с аббатом.

Заключалась она в том, чтобы плавать под Иерусалимским флагом, и показалась мне тем более привлекательной, что я был кавалером большого креста ордена Святого Гроба. Кроме того, в Иерусалимском флаге есть нечто поэтичное. Это флаг пилигримов. На нем изображен красный крест Танкреда и Готфрида Буйонского, а его девизом служит лозунг старинных рыцарей: «На то воля Божья!» Помимо прочего, это нейтральный флаг, в военное время уважаемый всеми государствами, находящийся под непосредственной защитой Франции и, следственно, состоящий в ведении французских консулов.

Загоревшись этой мыслью, я попросил аббата навести справки, к кому мне следует обратиться, чтобы получить разрешение плавать под указанным флагом.

Аббат навел справки.

Ему ответили, что прежде такое разрешение выдавала Франция, но, поскольку в последние годы имели место многочисленные злоупотребления, правительство решило отказаться от данного права и целиком и полностью уступить его монахам Кустодии Святой Земли, с которыми ранее пользовалось им совместно, так что мне следует обратиться к канцлеру агентства по иностранным делам в Марселе, г-ну Фамену, который сведет меня со святыми отцами.

Итальянская поговорка гласит: «Кто хочет — пойдет сам, кто не хочет — пошлет другого».

Я решил пойти сам, поскольку хотел.

Речь шла о поездке в Марсель, но в том положении, в каком я находился, одной поездкой больше или меньше не имело уже никакого значения.

Я выехал в Марсель и направился прямо к г-ну Фамену. Господин Фамен ответил мне, что до последнего времени преподобные отцы Кустодии Святой Земли имели в Марселе своего представителя, однако этот представитель, замечая со стороны французского правительства не особо приязненные чувства к их флагу, несколько месяцев тому назад удалился в Ливорно.

Мне было ближе добираться до Ливорно, чем возвращаться в Париж; к тому же, благодаря любезному отношению ко мне со стороны пароходного общества, все мои расходы в этой поездке сводились лишь к оплате питания.

Я прибавил шагу и вскоре очутился на борту «Капитолия».

По счастливой случайности судно отправлялось в плавание в тот же день.

Через день, на рассвете, я проснулся в порту Ливорно.

Мы еще не успели получить разрешение на высадку, а наш консул в Ливорно уже велел передать мне свою визитную карточку. Решительно, ко мне возвратилась удача. Нашим консулом в Ливорно был мой старый друг, Бернар дез Эссар; я познакомился с ним в Амстердаме, в те времена, когда король Голландии пригласил меня на свою коронацию.

Свой первый визит я нанес Бернару дез Эссару, и первыми моими словами был обращенный к нему вопрос, где я могу отыскать представителя Кустодии Святой Земли.

— Во Флоренции, — ответил он, — то есть всего лишь в трех с половиной часах езды по железной дороге.

— А в котором часу отходит поезд во Флоренцию?

— Три раза в день: в восемь утра, в полдень и в четыре часа дня. У вас в избытке времени на то, чтобы успеть уехать на полуденном поезде.

— А я наверняка застану во Флоренции человека, которого ищу? Как вы могли заметить, дорогой друг, я бегаю за ним от самой улицы Рояль-Сент-Оноре.

— Вы наверняка застанете его во Флоренции: вчера я получил известие о нем.

— И как его зовут?

— Граф Пикколомини.

— Дайте мне рекомендательное письмо к нему.

Дез Эссар набросал несколько слов на листке бумаги.

— Вот, возьмите, — произнес он.

Это была просьба сделать спешно и по возможности на самых лучших условиях то, чего я хотел.

В четыре часа пополудни я прибыл во Флоренцию.

В пять часов графу Пикколомини вручили письмо Бернара дез Эссара и мою визитную карточку.

В шесть часов он был в гостинице.

На сей раз мое странствие подходило к концу. То, чего я хотел, оказалось делом крайне простым. Мне нужно было всего лишь сделать денежный взнос в размере двухсот пятидесяти франков, и после этого я получал временное разрешение. Граф Пикколомини взялся получить позднее у Кустодии Святой Земли его одобрение.