Одиссея 1860 года - [5]

Итак, с каждым днем становилось все яснее, что мои друзья были правы, а вот я совершил ошибку.

И потому, отвечая моему корреспонденту, я ограничился следующими словами:

«Любезный сударь, у меня закончились деньги, а главное, закончилось терпение, так что пусть двое ваших матросов проваливают… куда подальше!»

Это было несколько резковато, но что поделаешь, даже у самого спокойного человека случаются минуты раздражения.

Корреспондент ответил мне:

«Спешно, спешно, спешно, посредством телеграфа, уполномочьте меня выплатить каждому из ваших матросов по семьдесят франков, а не то греческий консул угрожает продать "Монте-Кристо"».

Мне показалось, что продать «Монте-Кристо» из-за ста сорока франков, которые требовали два человека, уже получившие от меня на четыреста сорок франков больше, чем я был им должен, это чересчур. Я посоветовался с одним из своих друзей, сведущим в такого рода делах.

— Что поделаешь! — промолвил он. — Вы зависите не от француза, а от иностранца, греческого консула, и в споре с вами его соотечественники всегда будут правы. Так что заплатите сто сорок франков, которые с вас требуют, и молите Бога, чтобы этим все и закончилось.

— Черт возьми! — воскликнул я. — Все же трудно переносить, когда тебя так обкрадывают!

— Что поделаешь, дорогуша! Вместо того чтобы заказывать…

— Хватит, дорогой мой, хватит! Мне известно это изречение. Такое случилось со мной в первый и последний раз; я посылаю сто сорок франков, и более ни слова об этом.

Я отправил сто сорок франков, наказав г-ну Беше получить от моих матросов, включая Подиматаса, составленные по всем правилам расписки, чтобы обезопасить себя от любых новых требований.

В ответ г-н Беше прислал мне расписки обоих матросов, но одновременно сообщил, что Подиматас не может дать мне расписку от своего имени, поскольку с ним я никоим образом не рассчитался.

Дрожь прошла у меня по всему телу.

Что я мог быть должен Подиматасу? Покидая Сирое, он получил от г-на Ралли две тысячи франков, на что у меня была его расписка. Я послал ему восемьсот франков, чтобы он прошел по Южному каналу, что сделано не было; восемьсот восемьдесят франков, чтобы он дал расчет четырем своим матросам, из которых лишь двое сошли на берег, и, наконец, сто сорок франков, чтобы он отправил на родину двух рьяных патриотов; итого три тысячи восемьсот двадцать франков, в то время как по моим расчетам, включая питание, я должен был ему и его матросам в качестве жалованья, выходных пособий и оплаты проезда на родину всего лишь две тысячи шестьсот восемьдесят франков.

И потому, всесторонне обследовав свою совесть и, подобно Раулю из «Гугенотов», обретя уверенность в своей правоте, я ответил:

«Пусть Подиматас вышлет мне счет».

С обратной почтой я получил счет, выставленный Подиматасом. Он составлял две тысячи сто шестьдесят франков, и к нему прилагались подтверждающие накладные.

Одной из самых вопиющих статей в этом счете была сумма в четыреста франков за гальку, собранную на берегу Милоса в качестве балласта для судна.

Остальные тысяча семьсот франков относились к закупкам и ремонтным работам, сделанным до отъезда из Греции и после прибытия во Францию.

Я написал г-ну Беше:

«Вы что-нибудь понимаете в этом счете?»

Он ответил мне:

«Я решительно ничего в нем не понимаю, за исключением того, что Вы совершили ошибку, любезный сударь, заказав постройку судна на Сиросе, вместо того чтобы купить уже готовое на Мальте, в Константинополе или в Марселе».

Если бы он давал мне такой ответ устно, я бы остановил его на первом же слове, но ответ был письменный, и мне волей-неволей пришлось дочитать его письмо до конца.

Это вынужденное чтение вызвало у меня такую досаду, что я ответил г-ну Беше:

«Хорошо, через неделю я приеду в Марсель и поручу кому следует проверить счет, выставленный Подиматасом».

На что мой корреспондент со своей обычной логикой ответил мне:

«Ну и кому Вы поручите проверить счет, выставленный Подиматасом? Ваше судно — греческое, Подиматас — грек; Вы предстанете перед греческим консулом, и греческий консул признает Вас виновным».

Какое-то мгновение у меня было желание ответить: «Ну что ж! Если он признает меня виновным, я просто не буду платить», но затем мне пришло в голову, что, коль скоро греческий консул угрожал продать шхуну из-за ста сорока франков, которые, хотя я и не был их должен, требовали с меня два матроса, с тем большим основанием он продаст ее из-за двух тысяч ста шестидесяти франков, которые требовал с меня ее капитан.

Так что я заплатил две тысячи сто шестьдесят франков, но, когда я лег спать в тот вечер, на душе моей, поскольку у меня не такое хорошее пищеварение, как у Сатурна, лежали камни стоимостью в четыреста франков, собранные на берегу Милоса.

В итоге часть ночи я провел без сна, раздумывая о средстве избежать юрисдикции греческих консулов, казавшейся мне еще большим произволом, чем правосудие турецких кади.

II В ПОИСКАХ ФЛАГА

Наутро решение было принято.

Вместо того чтобы плыть в Грецию под греческим флагом, что казалось мне знаком учтивости в отношении Греции и одновременно залогом личной безопасности, я изменю национальность судна и поплыву под французским флагом.