Очерки теории идеологий - [49]

Однако подобная слабость популизма в сравнении с другими идеологиями одновременно является его силой. Внутренние противоречия тотальных идеологий не столь критичны для фрагментарного популизма, так как для последнего достаточно лишь указания на некую идейную общность без ее реального наличия.

Последнее обстоятельство способствовало тому, что термин «популизм», крайне распространенный как в публицистике, так и в научных текстах, никогда не имел четкого толкования. Но тем не менее его длительное существование в различных политических дискурсах свидетельствует о том, что популизм характеризует значимую смысловую конструкцию идеологической реальности.

Первое и наиболее очевидное значение популизма лингвистическое. Согласно лингвистическому смыслу популизм должен иметь отношение к народу (populis), а суффикс «изм» предполагает нечто идейно зафиксированное и четко обозначенное. Очевидно, что такое лингвистическое толкование мало что проясняет в сущности популизма. Впрочем, это можно сказать и о многих других идеологиях. Для последних первоочередное значение имеет не лингвистическая, а контекстуально-культурная логика их формирования. Поэтому можно согласиться с тем, что вхождение в политический дискурс речевых элементов «народ» и «народный суверенитет», придавших демократии как прагматическое, так и искупительное звучание, создало возможность для непотопляемости популизма как идеологии, несмотря на всю его фрагментарность и ущербность.

Хотя к популизму накрепко привязана негативная коннотация и данный термин используют для окончательной дискредитации политических оппонентов, это не препятствие для того, чтобы обозначить популизм как идеологию, ведь идеологии не всегда являются результатом позитивныхтенденций и претензий. Очевидно низкий статус популизма как раз свидетельствует о том, что популизм – это известная, четко обозначенная конфигурация идейных конструкций, на которую можно публично и с осуждением «указать пальцем».

Критика популизма, как правило, концентрируется на его демагогической практике: возбуждении народных эмоций раздачей нереалистичных обещаний и разжигании вражды и недоверия к политической элите. Подобная критика привела к тому, что популизм и демагогия зачастую отождествляются. Данное отождествление ставит себе очевидной целью делегитимацию популистской демагогии. Но попытка такой делегитимации есть не что иное, как признание за популизмом особого, четко обозначенного идейного статуса, порождающего узнаваемую мыслительную практику: нарочитое разделение политического мира на два антагонистических лагеря и одновременнную претензию на гармоническое отражение и представление интересов народа как такового, а также апелляцию к безусловной нормативной и моральной легитимности воли народа как обязательного основания для принятия политических решений. Поэтому популизм выработал достаточно изощренные приемы борьбы с собственной дискредитацией. Критики популизма объявляются врагами народа, а сама популистская риторика провозглашается гонимой за правду истиной, тождественной воле народа. Один из наиболее ярких современных популистов Ж.-М. Ле Пен говорил: «Популизм есть отражение мнения народа. Имеет ли человек при демократии право придерживаться своего мнения? Если это так, то да, я – популист» (цит. по: [Mayer, 2005, р. 74]).

Взаимодействие политических акторов друг с другом посредством апелляции к народу и народному суверенитету имеет принципиальное значение для политического дискурса Современности. Можно утверждать, что народный суверенитет является стержневым мифом всей современной политики, посредством которого «мы – народ» каким-то образом являемся истоком политической власти и авторитета[43]. Исходя из первостепенной значимости народного суверенитета и перефразируя известную идею Оукшотта, различавшего политику доверия и политику скептицизма, можно обрисовать «искупительный» и «прагматический» лики демократии, которые одновременно противоречат друг другу и дополняют друг друга [Canovan, 1999, p. 9]. Прагматическая сторона демократии дает возможность ненасильственного согласования противоречивых интересов в условиях массовой мобилизации и коммуникации. Искупительная ипостась демократии состоит в том, что последняя есть обещание лучшего мира, который будет создан через действия суверенного народа.

Прагматический модус демократии подчеркивает необходимость существования институтов посредничества и представительства в интересах управления сложными общественными потребностями, без таких институтов демократия не сможет работать эффективно и будет не в состоянии выполнять свои конкретные обещания. В свою очередь, искупительный образ народа как легитимной суверенной субстанции демократии обозначает последнюю как «глас народа», вступающий в конфликт с «сонмом институтов», осуществляющих функциональные действия, непосредственно не связанные с волей народа.

Апелляция к народу – неустранимый атрибут современной политической практики, особенно в периоды выборов и референдумов, когда все политические акторы в принципе согласны с тем, что «народ должен решить», и обращение к ожидаемой воле суверенного народа является не столько инструментом в руках агитаторов-популистов, сколько следствием общенационального политического консенсуса. Хотя существует распространенное в политической науке утверждение, что народ не может править как юридическое лицо, нельзя игнорировать тот очевидный факт, что моменты прямого участия граждан во властном политическом действии (выборах) являются обязательным условием легитимности представительных институтов, поэтому в момент выборов избиратели действуют так,