Очерки поэтики и риторики архитектуры - [222]

Спрос на каучук для промышленного производства резины принес бельгийскому королю неслыханное богатство. Часть его шла на строительство внушительных общественных сооружений. «Теперь он воспринимает столицу Бельгии с ее все более помпезными зданиями как надгробие над гекатомбой черных тел, ему кажется, что все прохожие на улицах несут в себе темную конголезскую тайну», – писал Зебальд о Джозефе Конраде949, вернувшемся из Конго в Брюссель950. В череде помпезных сооружений времен позднего правления Леопольда II стоит и антверпенский вокзал. В «Аустерлице» рассказом героя романа об истории строительства этого здания Зебальд предваряет основной сюжет книги – попытки рассказчика восстановить историю гибели его матери, погибшей в нацистском концентрационном лагере Терезин. Геноцид – тема, связывающая две эти истории.

Архитектурная риторика антверпенского вокзала лицемерно переключает внимание с «темной конголезской тайны» бельгийского процветания на культуру и исторические заслуги города Рубенса. Степень помпезности этой архитектуры пропорциональна глубине покрываемого ею национального позора.

Железнодорожный вокзал Санта Мариа Новелла

Подъезжая к столице Тосканы поездом, не представляешь, что, выйдя из вокзала Санта Мариа Новелла (SMN), окажешься чуть ли не в самом сердце города. Монастырь, по имени которого назван вокзал, – напротив через площадь. Десять минут неспешной ходьбы – и ты перед собором Санта Мариа дель Фьоре.

Местоположением вокзала предопределено архитектурное своеобразие проекта группы Toscano во главе с Джованни Микелуччи, победившего на государственном конкурсе в 1932 году951. Вокзальный комплекс, построенный по их проекту к 1935 году, стелется по земле: его высота не превышает пятнадцами метров. Фасад обращен на юг, к монастырю, монолитной стеной, облицованной тем же золотистым известняком, что и монастырские здания; проемы – только в тени, под козырьком.

В основе композиции вокзала SMN я вижу метафору потока, прорывающего плотину. Поток – это и двенадцать рельсовых путей, по которым подходят к перрону поезда, и приезжие, ступившие на флорентийскую землю, и длинные навесы, защищающие их от непогоды и зноя. Поезда, люди, навесы – всё устремлено на юг, где приезжих ждет город.

Плотина же – стоящее поперек потока главное здание вокзала длиной сто пятьдесят метров. Из него есть удобные выходы вперед, налево, направо. Но архитектурно обыгран лишь один, безусловно главный проход сквозь здание, лишь одно русло, а именно то, которое велит идти вперед, на площадь, на которой вы увидите напротив вокзала первую вертикаль, приветствующую вас во Флоренции, – колокольню монастыря Санта Мариа Новелла.

Потолки из молочного стекла, днем рассеивающие свет неба, ночью – светящиеся изнутри, – средство, с помощью которого Микелуччи убедит вас, что главное направление пассажиропотока – вперед, даже если вы этому призыву не последуете хотя бы просто потому, что вам надо повернуть налево или направо. Наклонная стеклянная грань в перекрытии перрона, протянутая от западного выхода в город до восточного, объединяет прибывших и под остекленным разрывом потолка напротив платформ № 9 и 10 ведет их вперед, к трем широким дверным проемам.

Пройдя сквозь прозрачные стеклянные двери в тонких черных стальных обрамлениях, вы почувствуете, что каменное тело вокзала осталось позади. Вы в зале ожидания. Над головой ничем не сдерживаемый поток молочного стекла устремляется к противоположной стене, вернее, к ее отсутствию, ибо белая плоскость перегибается, низвергается отвесно и после невысокой перемычки превращается снова в прозрачные двери, за которыми уходят в перспективу новые стеклянные плоскости над головами людей и позади них.

Между тем зал ожидания стоит того, чтобы окинуть его взглядом, сопротивляясь архитектурному влечению вперед. Можно оправдать задержку приобретением билетов в Лукку, Пизу, Сиену, Ареццо. От дверей до дверей здесь двадцать семь метров; между боковыми стенами, облицованными тем же камнем, что и фасад вокзала, но отшлифованным, – тридцать; высота – двенадцать с половиной метров. Но зал кажется длиннее, уже, выше, чем есть, потому что тремя парами черно-мраморных пилонов разделен на три нефа. Ширина среднего нефа и полностью перекрывающего его стеклянного плафона – восемнадцать метров. Черные пилоны – как чернорубашечный караул. Их жесткость усилена тем, что они обращены узкими гранями к продольной оси зала. Стремительность потока ускорена протянутыми в направлении движения шестью тонкими черными стальными балками и продолговатыми пропорциями стекол.

За вторым рядом дверей поток молочного стекла, не меняя ширины, опущен на восемь метров, покрывая подъезд для автомобилей и автобусов. Как и потолок зала ожидания, навес опирается не на стену, ибо ее нет, но, перегибаясь, отвесно падает на цоколь.

Эффект потока, прорвавшего плотину, но взятого в русло человеческой волей, особенно выразителен, когда смотришь на вокзал с юго-восточного угла привокзальной площади. Воплощающий саму идею горизонтальности приземистый каменный паралелепипед, на котором чуть выделяются шесть полос более темной кладки, прерван ближе к дальнему концу каскадом молочного стекла, который на перегибах от крыш к вертикальным плоскостям не переламывается под прямым углом, а упруго перегибается, как через плотину.