Очерки истории цивилизации - [393]

И еще в одном аспекте Россия отличалась от современных ей западноевропейских стран и уподоблялась их средневековому периоду. Это различие заключалась в том, что российские университеты были прибежищем многих очень бедных студентов, не принимавших бюрократической деспотии и ненавидевших ее. Накануне 1917 г. важность совпадения этих двух факторов революции — взрывоопасного недовольства и широкого распространения идей свободы — не была понята европейскими политиками и общественными деятелями; очень немногие догадывались, что в России более, чем в любой другой стране, сложились предпосылки для фундаментальной революции.

Когда от этих европейских великих держав, с доставшимися им «по наследству» от великих монархий министерствами иностранных дел и методами ведения национальной политики, мы обращаемся к Соединенным Штатам, которые полностью порвали с системой великих держав в 1776 г., мы обнаруживаем интереснейшее отличие в проявлении тех сил, которые в Европе привели к возникновению экспансивного империализма.

Для Америки, как и для Европы, механическая революция сузила мир до размеров путешествия в несколько дней. Соединенные Штаты, как и великие державы, имели финансовые и торговые интересы во всем мире; крупному индустриальному обществу требовались заморские рынки; тот же кризис веры, который потряс основы моральной солидарности в Европе, произошел и в Америке. Ее люди были столь же патриотически и воинственно настроены, как и другие народы. Почему же тогда Соединенные Штаты не копили вооружения и не проводили агрессивной политики? Почему звездно-полосатый флаг не развевался над Мехико и почему под этим флагом в Китае не была создана колониальная система по типу британской в Индии?

Именно американцы открыли Японию остальному миру. После чего без малейших возражений они дали этой стране возможность европеизироваться и превращаться в мощное и устрашающее государство. Уже одно это заставило бы Макиавелли, отца современной международной политики, перевернуться в гробу.

Более того, по некоему странному стечению обстоятельств у Америки, в лице президента Теодора Рузвельта (1901–1909), был свой лидер — столь же беспокойный и энергичный, как и немецкий кайзер, так же настроенный на великие свершения, такой же экстравагантный и красноречивый, смелый человек со способностями к мировой политике и понимающий необходимость вооружения. Казалось бы, самый подходящий человек для того, чтобы вовлечь свою страну в потасовки из-за заморских владений.

По-видимому, не существует никакого другого объяснения этой общей сдержанности и отстраненности Соединенных Штатов, кроме того, что их общественные институты и традиции фундаментально отличаются от европейских.

Во-первых, правительство Соединенных Штатов не имеет ни министерства иностранных дел и дипломатического корпуса европейского образца, ни группы «экспертов», которые поддерживали бы традицию агрессивной политики. У президента — большие полномочия, но они ограничены полномочиями конгресса, непосредственно избираемого народом. Каждый договор с иностранным государством должен сначала получить одобрение конгресса. Поэтому международные отношения страны находятся под открытым и публичным контролем. При такой системе тайные соглашения невозможны, и поэтому иностранные державы жалуются на трудности в нахождении «взаимопонимания» с Соединенными Штатами — пример, достойный подражания! Таким образом, само политическое строение Соединенных Штатов исключает возможность проведения международной политики, подобной той, которая так долго держала Европу в постоянном страхе войны.

Во-вторых, в Соединенных Штатах не существовало и не существует ни традиции, как это можно назвать, неассимилируемых владений, ни организации, которая занималась бы этим вопросом. Не может быть колоний Короны там, где нет Короны. Распространяясь по американскому континенту, Соединенные.

Штаты разработали совершенно особый метод обхождения с новыми территориями, великолепно приспособленный для незаселенных пространств, но очень неудобный, если применять его слишком вольно к территориям, на которых уже проживает чужеродное население. Этот метод основывался на идее о том, что в системе Соединенных Штатов не может быть постоянно угнетаемых народов.

Последними территориями, получившими в 1912 г. статус штатов, стали Аризона и Нью-Мексико. Скованные холодом дикие просторы Аляски, купленной у России, оставались политически неразвитыми лишь потому, что для превращения в штат там не было достаточного количества населения.

Поскольку новые владения Германии и Великобритании в Тихоокеанском регионе угрожали лишить флот Соединенных Штатов его тихоокеанских угольных баз, были аннексированы часть островов Самоа (1900 г.) и Гавайские острова (1898 г.). Здесь Соединенным Штатам впервые пришлось иметь дело с покоренным населением. Однако ввиду отсутствия какого-либо класса, сравнимого с англо-индийскими чиновниками, контролирующими общественное мнение Британии, американская процедура следовала территориальному методу. Было сделано все, чтобы поднять образовательный уровень жителей Гавайских островов до общеамериканского, а местное территориальное законодательство было организовано так, чтобы эти смуглые островитяне в будущем неизбежно стали полноправными гражданами Соединенных Штатов.