Очарование невинности - [17]

Что с ним не так?

Бастьен знал, что теряет самоконтроль в ее присутствии, но все же попытался устоять.

Он отвернулся.

– Ты, должно быть, ослеп, Клод. Между нами нет никакой…

– Бастьен, полагаю, председатель хочет сказать, что дареному коню в зубы не смотрят, – послышался голос Аны.

Члены совета директоров оживились и заулыбались.

– Если фотография помогает «Бриллиантам Хейдекера» процветать, несмотря на вчерашний удар, это, несомненно, хорошая фотография, не так ли? – продолжила она.

Абсолютно верно, – согласился Делон. – Сегодня утром женщины всего мира, прочитавшие газеты, захотели оказаться на месте мадемуазель Дюваль. Это напрямую касается роста прибыли. На мой взгляд, ваше маленькое приключение в зале суда было гениальной находкой. Может, нам стоит сделать Ану почетным членом совета директоров?

Бастьен перевел взгляд на Ану, лицо которой украшала широкая улыбка. Взгляды всех мужчин в зале были устремлены на нее.

– Возможно, ты забыла, что на тебе висит обвинение?

Ана перестала улыбаться. В ее глазах сверкнула решимость.

– Я уверена, что в конечном счете меня оправдают.

– Не давайте обещания, которые не сможете выполнить, мисс Дюваль.

– Я выясню правду и принесу успех рекламной кампании. Если я вас подведу, можете делать со мной что хотите.

Бастьен посмотрел на ее надутые губки, и тепло разлилось по его телу. Ему захотелось, чтобы Ана не сдержала слово, потому что только в этом случае он сможет подчинить ее своей воле и воспользоваться тем, что она предлагала ему в лифте.

Но затем он представил Ану за решеткой, оторванной от всего мира. Что-то сжалось в груди, и из глубин сознания всплыло давнишнее воспоминание.

Восьмилетняя Ана бежит вниз по лестнице и хочет ему что-то показать. Она все время так поступала: хватала какие-то вещи и несла их ему, а он мечтал, чтобы его оставили в покое.

В покое, чтобы пережить предательство отца и слезы матери, чтобы погоревать о потере семьи…

Бастьен встал:

– Собрание окончено.

Вскоре зал опустел.

Он глубоко вздохнул и повернулся к Ане:

– Кем ты себя возомнила?

– Что?

– Ты должна была молчать, пока тебе не дали слово.

– То есть я должна была вести себя как кукла, готовая выступать по команде?

– Я этого не говорил. – Он почувствовал, как к шее приливает жар.

– Тогда что ты имеешь в виду?

Бастьен растерянно пригладил волосы. Он подошел к столику с напитками и выпил бокал коньяку, позволяя огненной жидкости обжечь горло.

Ему было плевать, что сейчас лишь полдень.

– Это праздничный тост, или «Какого черта Ану не уволили»? – поинтересовалась она.

Бастьен позволил эмоциям взять над ним верх. Он хотел увидеть, как она занервничает, задрожит, почувствует себя проигравшей. Ведь именно так чувствовал себя он.

– Этот называется «Куда подевалось мое благоразумие». Хочешь попробовать?

– Нет, спасибо. Мое благоразумие при мне.

– Правда? Тогда поздравляю. – Он отсалютовал ей бокалом.

Ана нахмурилась и подошла, обволакивая его соблазнительным ароматом, а он жадно смотрел на ее длинные ноги.

– Что в самом деле происходит, Бастьен?

– Почему ты упорно называешь меня по имени, хотя я дал понять, что это запрещено?

– Потому что, несмотря на ужасные флюиды, которые ты излучаешь, я хочу оставаться вежливой. – На ее идеальных пухлых губах появилась нежная улыбка.

Вожделение смешалось с гневом. Бастьен хотел выругаться, но вместо этого схватил бутылку, налил себе еще коньяку и поднес бокал к губам.

– Мне не нужна вежливость, мисс Дюваль. Но если ты продолжишь в том же духе, я воспользуюсь твоим «приглашением». Может, это заставит тебя раз и навсегда исчезнуть из моей жизни.

Глава 5

Воображение немедленно нарисовало ряд образов, один красочнее другого. Ана пыталась отбросить их, умоляя огонь, разгорающийся в животе, не охватывать все тело.

Бастьен медленно потягивал коньяк, наслаждаясь его вкусом, а затем взглянул на нее, приподняв бровь.

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Это не имеет смысла.

– Боже мой, ты так же упряма, как в восемь лет.

– А ты научился виртуозно скрывать свои эмоции, правда, под маской грубости, которая тебе не идет, но я-то вижу тебя насквозь.

Он поставил бокал и подошел к ней вплотную.

– Что ты видишь?

Ана едва удержалась, чтобы не погладить его подбородок.

– После стольких лет тебе все еще больно. Не пытайся отрицать это. Ты разговариваешь с отцом только в случае крайней необходимости. Входя в зал, я слышала, как один из членов совета поинтересовался его здоровьем, а ты что-то буркнул. Ты так и не простил отца, разве нет?

– Конечно, не простил! – воскликнул он.

– Думаю, ты должен оставить прошлое в прошлом, чтобы это не уничтожало тебя изнутри.

Бастьен рассмеялся, и его смех был подобен хрусту раздавленного льда.

– Надо же, какой философский подход! Ты применяла его к своей матери?

– Я пыталась, – сказала Ана с болью в голосе, – но она не хочет признавать, что совершила ошибку.

– И ты до сих пор возишься с ней, даже сделала своим агентом. Я могу предположить, что ты в каком-то смысле одобряешь ее поступок.

– Нет! – вздрогнула Ана.

– И как же ты с этим миришься?

Она хотела ответить, но замерла, когда до нее дошло, что она действительно смирилась с поведением матери.