— Выбери один, — сказал Алим. — А завтра…
— Я не буду твоей шлюхой.
— По традициям моей страны…
— Мы в Риме, Алим, — перебила она, поджав губы в гневе. С сердитым взглядом Габи вышла в гостиную, направляясь прямиком к своей сумочке.
С Алимом она чувствовала себя увереннее. Смелее. Как будто он дал ей разрешение стать собой в полной мере. И Габи была в полной мере рассержена!
— Вот, — она раскрыла сумочку и высыпала все содержимое кошелька на постель. Там было немного — горсть мелочи и несколько банкнот, — но все это делало теперь шлюхой Алима. — Побалуй себя, детка, — сказала Габи.
Провожая ее взглядом, Алим рассмеялся, к удивлению обоих.
Он никогда не смеялся, тем более по утрам, но сейчас именно смех рвался у него из груди.
И когда дверь захлопнулась, Алим знал одно: он хотел, чтобы Габи вернулась в его постель.
— Султан султанов готов принять вас.
Алим поблагодарил Виолетту. Он уже принял душ и оделся в черные льняные брюки и белую рубашку, и с тех пор в нетерпении ожидал вызова. Вчера он предвкушал завтрак с молодоженами и возможность свободно поговорить с ними.
Но теперь он предвкушал и продолжение дня.
И весь следующий год.
Он знал, что его предложение застало Габи врасплох, и ей было нужно время, чтобы все переварить; но, когда она его обдумает, Алим не сомневался, что у них есть надежда. Он предвкушал не только ночи, но и дни совместной работы. Когда-то он влюбился в этот отель с первого взгляда, хотя «Гранде Лючия» была дешевым отелем с плохим ремонтом. Он вложил в нее много сил, вдохнул в нее жизнь. Когда Габи станет новым координатором приемов, их ждет очень много нового.
Виолетта ждала перед дверями королевского номера. Она улыбнулась Алиму и три раза коротко стукнула в дверь, сообщая о его прибытии. Алим вошел, готовясь поприветствовать семью; но внутри его ждал только отец.
— Алим. — Голос Омана звучал не слишком дружелюбно.
— Где Джеймс и Мона? — спросил Алим после поклона.
— На пути в Париж, — ответил Оман. — Я попросил их присоединиться ко мне немного раньше.
— Уверен, они были в восторге от раннего подъема наутро после свадьбы. — Алим знал, что его отец не воспринимал сарказм.
Но он также давно знал, что, если он хочет иметь какие-то отношения с Джеймсом, строить их придется самостоятельно. Когда он обнаружил существование сводного брата, то не стал тихо игнорировать его, как предпочли бы его родители, а настоял на встрече. И потом он поддерживал отношения с братом звонками, письмами и встречами, и собирался продолжать в том же духе. Когда молодожены вернутся в Рим, Алим с ними увидится; а может, через несколько дней позвонит и навестит их в Париже.
Калеба тоже будет приятно повидать.
— А где Ясмин? — спросил Алим.
— Виолетта сообщила мне, что она нездорова. — По ее словам, у Ясмин мигрень — вчера она слишком много веселилась.
«Слишком много шампанского», — подумал Алим, но не стал комментировать вслух. Отец продолжил:
— Это к лучшему, потому что я хотел поговорить с тобой наедине. После того, что я сообщил тебе вчера, нам многое нужно обсудить.
— Что ж, давай обсудим.
На отполированном до блеска ореховом столе для них был накрыт завтрак; целое пиршество ждало на серебряной тележке. Официантов и слуг не было, как обычно, когда обсуждались официальные вопросы. Алим был не в настроении для делового завтрака, но, учитывая болезнь отца, им действительно во многом предстояло разобраться.
Если бы они были в Зетлехане, к ним мог присоединиться старейшина на случай обсуждения чувствительных вопросов, но здесь были только они вдвоем.
Алим положил еду сначала отцу, потом себе. Оман предпочитал фрукты, и Алим обычно тоже, но сегодня он положил себе щедрую порцию шашуки — яиц, запеченных в сытном пряном соусе.
В «Гранде Лючии» работало несколько поваров, включая двоих, привезенных Алимом из Зетлехана.
Поначалу они с отцом вели непринужденную беседу.
— Бранч в стиле Среднего Востока в ресторане отеля становится все популярнее. Теперь столики заказывают заранее.
Оман не стал комментировать; он не одобрял вложения Алима за пределами страны, и особенно ненавидел этот отель.
Вместо этого он сказал — не поднимая глаз, таким же непринужденным тоном, словно просил налить ему еще мятного чая:
— Я уже некоторое время обдумываю применение добрачного диктата.
Алим представлял развитие событий на год вперед; но это он не мог представить.
Ни в каких обстоятельствах.
Его отец ненавидел диктат, он сам пережил его на своем опыте, и Алим не мог поверить, что Оман применит этот суровый закон к собственному сыну.
— В этом нет необходимости. — Он старался удерживать голос спокойным, хотя испытывал необычное волнение.
— Создается впечатление, что необходимость есть. Я много лет просил тебя выбрать невесту.
— А я говорил, — голос Алима все еще звучал как шелк, но с явной угрозой, — что не позволю принудить себя к браку.
Это решение отца было не только неожиданным, но и демонстрировало неожиданную мстительность.
— Ты ненавидел этот диктат, — напомнил ему Алим.
— От него есть определенная польза. Мой отец сделал выбор за меня, хороший выбор — твоя мать идеальная королева, люди ее обожают. Мы воспитали троих наследников…
