— Ты уже все распланировал, да?
— Я обдумал все аспекты.
Габи вошла в его спальню прошлой ночью в полной уверенности, что утром все закончится. Без тени сомнения. Это ее даже успокаивало. Потому что Алим был честным развратником и не стал бы играть с ее сердцем. Ей не пришлось бы ждать, когда он позовет ее в постель, а когда прогонит.
Теперь она была, конечно, потрясена.
— Что будет, когда появится новая женщина?
Она задавала прямые вопросы; Алиму это нравилось.
— Алим, я серьезно отношусь к своей карьере…
— И я восхищаюсь тобой за это, — ответил он. — Я не стану ей мешать. И других женщин не будет. — Для Алима это было серьезной уступкой.
— Почему год?
— Потому что через год меня вызовут домой, чтобы жениться.
Как жестоко, что он говорил это, держа ее в объятиях.
— Габи… — Он почувствовал, как она напряглась. — Пожалуйста, выслушай меня. Когда Флер забеременела, мой дед применил к моему отцу добрачный диктат. Это строгий закон, который должен заставить сомневающегося жениха согласиться на брак. Когда диктат применен, любовниц у него быть не может иначе как в пустыне.
— В пустыне? — переспросила Габи. — Ты имеешь в виду гарем?
— Тогда имелось в виду именно это. Диктат можно было бы обойти, но Флер отказалась быть пустынной любовницей.
— Я ее за это не виню.
— К тому времени, как Джеймс должен был появиться на свет, моя мать уже носила меня. Флер родила его в Лондоне; отец не смог приехать к ней. Но позже, когда появились наследники трона, все стало проще, и отец смог путешествовать…
Габи не хотела слушать дальше. Она села и обернулась простыней.
— Это совершенно средневековый разговор. — Ей это совсем не нравилось, и нервировало. Но Алим спокойно продолжил:
— Возможно, когда ты сегодня встретишься с врачом, вам стоит обсудить противозачаточные. Я могу позвонить и вызвать доктора сюда…
— Я назначу встречу сама, Алим, и мне не нужны указания о том, что обсуждать с врачом. — Она сердито посмотрела на него. — Мне не понадобятся противозачаточные, потому что я не буду твоей любовницей на тот год, пока тебя не позовут домой жениться.
— Но я все обдумал…
— Вот как!
— … И не вижу проблем.
— Можно начать с того, что ты решил, что я соглашусь.
Она выбралась из постели и отправилась в душ.
После бурной ночи у нее все ныло, а голова шла кругом от услышанного.
«Он ошибается, если думает, что это не помешает ничьей карьере», — думала она в душе. Обернувшись полотенцем, она вышла и сообщила свое мнение Алиму:
— И что будет с Марианной? Она посвятила «Гранде Лючии» годы своей жизни, а ты просто выгонишь ее, вот так? — Она попыталась прищелкнуть мокрыми пальцами, но не получилось.
— Она хочет работать меньше часов, — ответил Алим. — Я предложу ей роль консультанта.
Габи смотрела на него: секунду он казался не слишком безжалостным, но потом протянул руку и сдернул с нее полотенце, оставив ее обнаженной. К ее сердцу он будет безжалостным.
Но ее тело жаждало его.
Будет безрассудством не начать принимать контрацептивы, потому что прямо сейчас она хотела только вернуться в постель с Алимом.
— Я понимаю, что это большие перемены, — сказал он. — Но, по крайней мере, подумай о моем предложении.
Ее гнев был ему непонятен; большинство женщин молили о его любви.
— Разве ты бы предпочла, чтобы все закончилось одной ночью?
— Да! — Она засмеялась, словно сама не вполне могла поверить, что говорит это. — Да, — повторила она, качая головой.
— Обманщица.
Габи поймала его взгляд, и смех утих. Она сглотнула. Алим делал ей это предложение совершено искренне. До нее только сейчас это начало доходить.
— Год в твоей власти? — насмешливо спросила она.
— Во власти друг друга, — ответил Алим. — Я тоже буду в твоей власти.
Румянец разошелся по ее щекам и груди; она попыталась изобразить возмущение. Алим наблюдал, как она надевает трусики и садится на кровать, прежде чем застегнуть бюстгальтер. Он потянулся помочь ей, а потом поцеловал ее в шею сзади. Обнаженный, он придвинулся ближе и стал покрывать шею Габи поцелуями все крепче, обхватив ее и дотянувшись руками до груди.
— Алим. — У нее горело лицо, она не могла встать, и он это знал. Теперь одна его рука опустилась и скользнула ей в трусики. Она была чувствительной и припухшей после прошлой ночи; и его пальцы не собирались ее успокаивать.
От этой любви будет больно.
А между ними будет именно любовь — возможно, уже была, но год во власти друг друга лишь закрепит ее.
— Алим… — Она хотела повернуться в его руках, обвиться вокруг него; но Алим только ласкал ее сильнее и продолжал оставлять засосы у нее на шее, пока она не кончила.
Тогда он ее выпустил. Габи как-то удалось встать.
— Предложение все еще в силе.
И хотя он доставил удовольствие ей, но его сдержанность окупалась с лихвой, потому что теперь они жаждали друг друга.
Заставить себя одеться и уйти было величайшим подвигом в жизни Габи, но ей было необходимо морозное зимнее утро, чтобы заново научиться дышать и думать.
Однако он не закончил смущать ее ум. Алим открыл ящик тумбочки со своей стороны кровати.
Слухи были правдивыми: внутри в маленькой чаше, в которой другой хранил бы леденцы, лежала коллекция бриллиантов. Они сверкали в зимнем свете, зачаровывали и манили, и даже один из них сделал бы грядущие месяцы намного легче для Габи.