Обуздать ветер - [52]

— Что знать? Тебе ведомо, почему Тёрн запечатал мою память?

— Нет. Я ничего не знаю ни о его жизни в человечьих землях, ни о твоей матери… — Вероника ненадолго замолчала, я не торопил. Три месяца назад, пожалуй, с радостью послушал, каким был мой отец, теперь и сам кое-что понял, а без лишних подробностей, пожалуй, обойдусь. — Ты не должен уходить, думая, что Тёрн был вздорным самовлюбленным упрямцем.

— Ну, как мне показалось, именно таким его помнят в Зеленях.

— А ты совсем не понишь его? — я не видел бабушкиного лица, но в голосе звучала надежда. Жаль, порадовать старушку нечем.

— Всплыли как-то несколько фраз, — не пересказывать же ей скабрезные шуточки и чисто мужские наставления. — Судя по ним, он был вполне нормальным мужиком и мне желал добра.

— Тёрн был моим первенцем, единственным сыном. Потом рождались только девочки. Я их тоже, конечно, люблю, но… — голос у Вероники был неуверенным, видно, слова давались с трудом. Наверное, она и не говорила ни с кем о Тёрне с тех пор, как тот ушел. Айры его не жаловали, а Клевер, небось, был в ярости и не стал бы слушать сетований жены. — Поверь, он был хорошим мальчиком, добрым… Красивым, умным… И одаренным, очень одаренным, в пятнадцать лет по силе сравнялся со своим отцом, это редкость. Клевер рано начал привлекать его к укреплению Изгороди. Прежде чужаков задерживали особые лианы, захлестывали мгновенно, душили, никто не мог выбраться… — бабушка примолкла, я живо представил скелеты, висящие в чаще пограничного леса. — Я сама, конечно, не видела, слыхала от мужа. А Тёрн создал из ежевики новое растение, наподобие сторожевой собаки, которое сначала предупреждает, царапает, и только если чужак упорствует, набрасывается на него.

— Угу, сталкивался, — при одном воспоминании к горлу подкатила тошнота. — Ты считаешь, колючки милосерднее?

— Конечно! Они дают возможность повернуть и остаться в живых.

— А если спасшийся расскажет другим о странном лесе, и те придут с огнем? С топорами и пилами?

— Тимьян, люди не видят в Изгороди ничего волшебного. Им она представляется непроходимым лесом. Уж скорей сеть лиан с мертвыми телами может показаться подозрительной, а не клубок колючих веток, из которого чем отчаянней пытаешься выбраться, тем больше запутываешься.

— Ну, ладно. Тёрн был хорошим, а потом?..

— Понимаешь, природа позели накладывает отпечаток на душу творящего. Мужчины считают это бабьими сказками, но я не раз за свою жизнь убеждалась, что так и есть. И чем ярче то или иное свойство хранительницы, тем сильнее влияние на айра. Есть у меня двоюродная сестра Валерьяна — с детства спокойная да сонная, хотя дара не имеет и взвар из позели пьет редко. Мою старшую дочь зовут Ель. Знал бы ты, какой у нее колючий язычок.

— Можешь не убеждать, бабушка, — хмыкнул я. — Мою занозу Крапивкой звать, она хоть и человек, но имя оправдывает. Мне, правда, Малинкой представилась, не скажу, что совсем уж соврала.

— Хорошо, что ты понимаешь. Я не устаю благодарить Зель-творящую за то, что Клеверу и мне, да и тебе тоже, повезло с позелями — это безобидные растения. А Тёрн… Он был славным малышом, но чем старше становился, тем труднее с ним приходилось. Многие убеждены, что это мы с Клевером испортили сына, избаловали… Может, мне и нужно было с ним построже, но уж очень я его любила, а мужа и вовсе упрекнуть не в чем, разве в излишней суровости.

— Хочешь сказать, Тёрн вырос таким же колючим, как его позель?

— Да. Колючим, неуступчивым. К нему часто приходили за помощью, и постепенно просьбы стали его раздражать. Клевер объяснял, что это честь для творящего, что его ценят, а сын фыркал и отвечал, что кабы ценили, обращались лишь в исключительных случаях, а не по всяким пустякам. «Я в одиночку могу половину Изгороди поддерживать, а меня гнилые зубы рвать просят и занозы вытаскивать!» — пожаловался он как-то.

— Что, правда?

— Правда. Ты бы тоже погнушался?

— Нет, забавно даже. Зубы, конечно, не слишком интересно, потому как портятся они чаще у старух, а занозы и молодки сажают, и девицы. И, кстати, не только на пальцах… — я поспешно прикусил клятый язык. Вряд ли Веронике такие разговорчики по нраву…

Бабушка, вопреки моим опасениям, тихо рассмеялась.

— Хоть один внук пошел в меня! — огорошила откровением.

— Э-э, хочешь сказать, тебе нравится врачеванием заниматься? — осторожно спросил я.

— Ох, Тимьян, ты отлично понял, о чем я, — усмехнулась Вероника. — Клевер — хороший муж, я его любила и люблю, как положено доброй жене, принесшей обеты. А девчонкой-то все больше с сыновьями алобровых воинов да охотников гуляла. Но выбор у творящей из Зеленой ветви невелик, как ты, наверное, теперь понимаешь. Тёрном я очень гордилась: мальчик был похож на воина сложением и нравом да в придачу дар унаследовал. Потом, правда, поняла, что нрав воина творящему не слишком подходит… — голос снова стал грустным. — Мы должны обладать не только силой и решительностью, но и воображением. Ничего не случится по одному слову или мысли, недостаточно загадать желание, нужно представить картинку. Понимаешь, о чем я?

— Да.

— Судя по бесследно исчезнувшей ране Калгана, твои картинки получаются хорошими, подробными, четкими. Тонким даром, пусть и не сильным, обладают многие творящие из отпрысков Вереска, у них очень живое воображение. А у Тёрна частенько выходило не лучшим образом. Еще когда он был совсем маленьким, я заметила: сын мой пользуется только силой. Понатычет терновых игл, глядишь, и сойдет. Он, правда, говорил, что ему неинтересно, поэтому и спешит, не домысливает картинку, но я не уверена, так ли это. Скорей, у него плохо получалось представить все до последней мелочи. Как-то пошли они в лес с Рябинкой, им лет по четырнадцать уже было, а знали друг друга с детства, все время вместе бегали. Славная девчушка… Да, так вот, Рябинка упала в какую-то яму, напоролась на сучок, разорвала ногу чуть не по всей длине, кровь хлестала… Тёрн ей и рану затворил, и домой перенес, но знал бы ты, какой уродливый шрам остался! И впрямь будто терновыми иглами края стянули. Нога к тому же плохо сгибаться стала. Сколько я потом возилась, исправляла, спасибо Зель-творящей, следа почти не осталось. Бедная девочка все терпеливо сносила, зла не затаила, а мой распрекрасный сын после того случая смотреть на нее не мог. Видно, неудача слишком сильно уязвила его гордость. Так и закончилась их дружба… — Вероника вздохнула, и я подумал, что славную девчушку, похоже, прочили в невесты. — Я бы очень хотела помочь тебе, Тимьян, но Клевер взял с меня слово, и нарушить его не могу…