— Эй, палач, у тебя гостья!
Стражник у ворот замка подмигнул скабрезно. Молодой мужчина невозмутимо кивнул, но даже не подумал ускорить шаг. Наверное, прачка принесла выстиранные рубахи и хочет немедленно получить плату. Он одинок, не пьяница, не мот, так что расплатится скорей, чем любой из солдат замкового гарнизона, вмиг спускающий монеты в кабаке или на веселых красоток. На красотку и он бы потратил с радостью, и после уже не пришлось прибегать к услугам измотанной бабы с изъеденными щелоком руками. Стоило б вывесить рубаху за окно, кликнуть дождь с ветром…
Чёрен мрак, вот о какой ерунде уже мечтается! Да если б хоть одна свеженькая красотка снизошла до палача, пусть и за немалые деньги, он к утру расстался б с проклятым ошейником, и после не было б трудностей с восстановлением силы. Но как раз из-за ошейника ни одна девица к нему и близко не подойдет. Так все и крутится, будто по кожаному обручу, уже, кажется, мозоли набившему на шее.
Мужчина поднялся по каменной лестнице, толкнул дверь в свою комнатушку, которая пряталась в западной стене замка, и застыл на пороге. Лучи заходящего солнца, проникая в небольшое оконце, почти бойницу, падали на гладко причесанную девичью головку, золотили толстые косы цвета… Ему показалось, цвета желтого иволгина пера. Он моргнул, решив, что сосущая пустота внутри довела до того, что вместо немолодой прачки мерещится хорошенькая девчонка, потом сообразил, что у замужней женщины голова должна быть покрыта платком или хоть косынкой.
Девушка при виде хозяина вскочила на ноги и теперь стояла, краснея и не зная, с чего начать.
Он притворил дверь, подошел к аккуратно застеленной лежанке, что притулилась у правой стены, сел и уставился на незнакомку. Гостья под его взглядом еще больше покраснела, опустила глаза долу, комкая в руках узелок.
— Садись, не топчись, — кивнул на единственный стул, с которого девушка только что поднялась. — Говори, зачем пришла.
— Я хочу умереть, господин, — вымолвила гостья неожиданно твердо, оставшись стоять.
— Мог бы догадаться, — пробормотал он вполголоса. — Ни за чем другим тебя б не пропустили. Что ж, я исполню твое желание за десять золотых.
— Десять! — ужаснулась девица и села. — У меня всего три и еще пять серебряков… Меди немного… — смущаясь, достала из-за ворота рубахи тряпичный комочек, положила на стол. Внутри звякнуло. — И больше совсем ничего ценного, — огорченно взглянула на узелок на коленях.
Он с трудом подавил улыбку. Девчонка пришла умереть и так забавно удивляется дороговизне услуг палача. Еще и все свои жалкие пожитки притащила. Ох ты, кажется, сообразила, что выглядит глупо. Торопливо сунула узелок под стул, подпихнула пяткой подальше. Простенькое личико, серые глаза, худенькая, но свежая, а косы — заглядение. Когда-то ему даже нравились такие чистенькие скромницы, пока с настоящими красотками не познакомился. Чёрен мрак, она вполне сгодилась бы… А почему не попробовать?
— Тебе так сильно хочется умереть?
— Я… Понимаете, господин… — она замялась, теребя в пальцах кончик плетеного из тонких полос кожи пояса. Выделка, наверное, не ахти, но получше, чем на его треклятом ошейнике. — Я нищая сирота, служанка в трактире, что у северных ворот…
— «Медвежья шкура», да? — Кивнула, не смея поднять глаза. — Хм, местечко еще то. Не похожа ты на тамошних девиц.
— Я потому и… — мучительно покраснела. — Хозяин намедни сказал, я уже совсем взрослая, должна теперь не готовить-убирать, а гостям всяческие услуги оказывать. Он, мол, сам меня обучит… — вскинула на мужчину полные слез глаза. — А я не могу. Навидалась, как с другими девушками… Лучше смерть… — закусила губу, видно, чтоб не разреветься.
— Ну так уйди от хозяина. Ты ему не принадлежишь, — он чуть не треснул себя кулаком по лбу. Это еще что за приступы человеколюбия?
— Куда ж я пойду? В городе он меня найдет и назад притащит. У меня ни родни, ни друзей, никто не вступится. А из города уходить — деньги нужно иметь, иначе дорогой всякое может случиться. Говорят, если разбойникам попадешься… — не удержалась и шмыгнула носом.
— Ну, мои услуги тоже, как видишь, денег стоят, — палач напустил на себя скучающий вид.
— Почему так дорого? — еле слышно спросила девушка.
— Да именно потому, из-за чего ты к моей помощи прибегнуть хочешь. Неужто не знаешь? Самоубийство твою душу запятнает так, что в посмертии не очистишься. Придется в следующих жизнях искупать. Может, еще хуже, чем сейчас, прижмет. А если тебя убью я, тьма на мою душу ляжет. Ты не лиходейка, которая смерть заслужила. Кто же свои будущие воплощения даром на несчастья обречет?
— Никто, — она начала подниматься. — Тогда я пойду…
— Погоди, — от волнения слова давались с трудом. — Если согласишься, сможешь расплатиться по-другому.
— Как? — прошептала, глянула пристально, он едва не отвел взгляда.
— Натурой, — чёрен мрак, откажется, и ладно. Чего пытаться прикрыть грубую правду кружевами изящных словес? Девица должна сама захотеть или хоть не противиться. Иначе силы ему не достанется, проку будет, как от близости с немолодой шлюхой, успевшей разучиться получать радость от соития.
