Общественная миссия социологии - [55]

Мы не ставим задачу содержательного анализа тех или иных законов – это отдельная тема. В данном случае важно подчеркнуть общую тенденцию классического периода социологии к созданию теории как системы законов, в которую, хотим мы этого или нет, укладывается и марксистская социология. Вместе с тем понятие закона вводилось в социологию, общественные науки путем простого переноса этой категории из естествознания и аппроксимации ее к социальной реальности. Правомерность такого переноса вызывала некоторые сомнения уже у О. Конта, а в дальнейшем это привело к серьезным искажениям специфики социального познания. Имеется в виду гипостазирование социологических законов, представление о «железной необходимости» их действия[209], что придавало им фаталистический характер, и др.

Исторические этапы опровержения номологической методологии. Не имея возможности осветить все многочисленные попытки опровержения «номологизма», отметим лишь основные этапы данного направления в социологической науке.

Первый этап связан с именами В. Виндельбанда и Г. Риккерта. Они предприняли попытку отделить общественные науки от естествознания, исходя из различия методов или типов мышления. Естественные науки используют номотетический метод (от лат. nomo – закон и греч. tetao – установление, принятие), суть которого в генерализации (обобщении) данных, выявлении общей связи, закономерности, объединяющей наблюдаемый объект с множеством других. Общественные науки, имелась в виду главным образом история, должны использовать идиографический метод (греч. idios – особенный, необычный и grapho – пишу) – описание единичного, индивидуального, неповторимого события или явления. Риккерт категорически отверг применимость кантовского понятия закономерности как «аналитического единства всякого опыта»[210] к человеческому поведению, социальным явлениям и процессам[211].

Несмотря на многочисленные оговорки, что «речь идет только о методологической противоположности», что в действительности различие между единичным и повторяющимся относительно, эта идея положила начало противопоставлению наук о природе наукам об обществе именно на том основании, что вторые не имеют возможности и не должны формулировать законы. Хотя острие критики было направленно против марксистского понимания развития общества как «естественно-исторического процесса», проблема оказалась фундаментальной – неслучайно и в настоящее время социологическое теоретизирование начинается с выяснения, что такое общество, в чем особенности социальной реальности – социальных фактов, процессов, отношений – и, соответственно, методов исследования. Однако предложенный критерий (повторяющееся – единичное) далеко не самый главный: во-первых, и в природе есть уникальные объекты и явления; во-вторых, историческая неповторимость – в общем-то трюизм, имеющий в виду не формы жизни, универсалии культуры[212] и т. д., а исключительно великих личностей и знаменательные события. Но даже в этом есть аберрация – ведь из-за того, что никогда не будет второй Столетней войны, Великой депрессии или Октябрьской революции, не исключается возможность повторения самих этих явлений – войны, депрессии или революции. Что же касается текущей повседневной жизни, то она скорее монотонна, устойчива, чем, собственно, и хороша. Идиографический метод, как его понимал Г. Риккерт, в социологии не прижился, хотя под другими названиями (монографический, биографический, case study) и с иным назначением (не как единственный, а как один из многих) он вошел в арсенал средств социологического познания.

Второй этап – «историцистский». Знаковыми фигурами этого периода можно назвать К. Поппера и Ф. Хайека. Их работы по данной проблеме, журнальные варианты которых появились у нас в период перестройки, произвели глубокое впечатление. Они затронули темы, остававшиеся запретными для отечественного обществоведения, и выгодно отличались от работ «советологов», «кремлеведов» серьезностью и глубиной анализа, разносторонней аргументацией. То, что эти работы создавались в «разгар холодной войны» и несли на себе очевидный идеологический отпечаток, в то время не замечалось. «Моей главной целью, – признавался К. Поппер в предисловии к русскому изданию, – была критика Марксова «материалистического понимания истории» – попытки предсказать, что социализм (или коммунизм) неизбежно наступит в результате надвигающейся социалистической революции»[213]. Демонстрируя идеологическую нейтральность, автор говорит о своем стремлении опровергнуть «всю сферу исторических пророчеств – любых предсказаний будущего, основанных на материалистическом, идеалистическом или любом другом мировоззрении, – и вне зависимости от того, что за будущее нам предсказывают, – социалистическое, коммунистическое, капиталистическое, черное, белое или желтое»[214].

К аргументам автора мы еще будем возвращаться, здесь же отметим главное. 1. Опровергая материалистическое понимание истории, К. Поппер вышел за логический горизонт дискурса (выплеснул с водой ребенка), а именно – отверг вообще любое научное понимание истории. На многострадальный для исторической науки вопрос, возможна ли теоретическая история, автор ответил отрицательно, правда, порекомендовал историкам сознательно занимать определенную позицию. «Эта дилемма (классовый подход или объективность. –